— Я не понял, пацаны, — откинувшись на спинку и щуря правый глаз от лезущего в него дыма от зажатой в углу рта сигареты, заговорил низкорослый коренастый крепыш, — этот чувак так на нас смотрит, как будто хочет послать куда подальше, но не может подобрать наиболее обидные слова.
— Ты хочешь нас послать, чувак? — осведомился бритый наголо здоровяк и припал к полторашке, продолжая поверх нее вопросительно смотреть на Ворона.
— Ты куда нас хочешь послать, Чувак? — с эдакой ленивой усталостью в голосе поддержал игру товарищей белобрысый парень, закидывая за себя пустую бутылку. Та, врезавшись донышком о подъездную дверь, отскочила, с гулким стуком покатилась вниз по порожкам и выскочила из-под лавочки под ногами у бросившего ее. Тот подфутболил, и полторашка, подлетев, мягко ударилась о колено оборотня и отрикошетила в газонную траву.
— Извини, если есть желание, — все тем же равнодушным голосом проговорил белобрысый и щелчком отправил в сторону Ворона недокуренную сигарету. Та, прочертив в темноте дугу алым огоньком, упала юноше на носок кроссовка. Проследив за ней взглядом, хулиган произнес: — Угощайся.
Если смысла обращенных к нему фраз простодушный оборотень не уловил, то брошенные в него бутылка и сигарета категорически не понравились. Он полагал, что все это может быть какой-то шуткой — у местного племени весьма своеобразные понятия о шутках — но принимать участие в столь грубых забавах не собирался и решительно заявил:
— Мне нужно пройти, — и на всякий случай пояснил: — Вы загородили дорогу.
— Хренасе, пацаны, прикиньте — мы этому чуваку дорогу загородили, — развеселился коротышка.
— Да ну на фиг, — не поверил лысый, — Через перила же можно перелезть.
— Можно, — согласился Ворон и направился в обход компании, чтобы, не вдаваясь в местные обычаи, действительно перелезть через перила.
— Э, э, я не понял, слышь, — возмутился белобрысый, — я тя сигаретой угостил, а ты ее курить не хочешь? Может, ты чо другое курить предпочитаешь?
— Погоди, Костян, — осадив начавшего было подниматься белобрысого, с лавочки встал молчавший доселе четвертый.
Ворон уже взялся рукой за перила и готов был одним прыжком перескочить на площадку крыльца, но, заметив поднявшегося, повернулся в его сторону.
Надо сказать, что все четверо были довольно крепкого телосложения. Наверняка ребята, несмотря на любовь к пиву и сигаретам, активно занимались спортом. Направившийся к Ворону был самый здоровый из всей четверки. Сквозь плотно облегающую могучий торс футболку выделялись присущие борцам мышцы.
Будь оборотень более сведущ в местных реалиях, то мог бы предположить, что парни имеют отношение к расположенному рядом борцовскому дворцу спорта имени Александра Невского. Сейчас же он с удовлетворением отметил, что оказывается и среди местных аборигенов встречаются вполне достойные представители мужского пола. Если бы он не спешил, то вполне можно было пообщаться с ними. Было бы интересно узнать, каким воинским искусством владеют эти парни.
Ребята действительно были из команды борцов, приехавших с региональных соревнований и отметивших в ближайшем летнем кафе победы, получения новых разрядов и КМСовских званий. Несмотря на поздний час, простимулированная алкоголем душа, вероятно одна на четверых, требовала нечто способного впрыснуть в кровь изрядную порцию адреналина.
Увидев длинноволосого широкоплечего здоровяка в мешковатой рубашке, направляющегося в их сторону, борцы почувствовали азартное возбуждение. Пока парень не подошел достаточно близко, они даже поспорили в полголоса, кому выпадет право схлестнуться с ним первым. Когда же тот проявил явные признаки трусости, ребята испытали искреннее разочарование, немедленно перетекшее в презрение к обманувшему их надежды ночному прохожему.
Подойдя к оборотню, борец взялся за нагрудный карман его рубашки и резко дернул вниз. После чего шумно высморкался в оказавшуюся в руке тряпицу и приклеил ее обратно на грудь застывшего в изумлении юноши.
Ворон с непониманием смотрел на клочок материи, сползающий по испорченной и испачканной рубашке, и с разочарованием думал о том, что если уж нельзя появиться перед девушкой обнаженным, то и в неподобающей уважающему себя воину одежде тем более.