Нет, смутно кое-что припоминалось – такую выдающуюся грудь сложно забыть. В прошлый раз, когда он сюда заехал по дороге из Жемчужных Садов, Ворон слегка перебрал винца и славно отвел здесь душу. Ага, и тело тоже! Вот, видимо, с этой самой девахой…
Эл скоренько спровадил её принести им рину. Наир с Настей не удержались от колких шуточек. И на миг Ворону даже почудилось, что в насмешках Рыжей проскользнула едва уловимая ревность. Ну, а как ещё расценивать вот этот разговорчик, когда Эл честно признался, что не помнит имени девицы:
– То-то я смотрю, ты её всё: «солнышко», «золотко»! Но, судя по всему, ты её непросто здесь «видел»?
– Стараюсь всюду обзавестись хорошими знакомыми, что в этом плохого?
– Ничего! Но «хорошие знакомые» у тебя, как правило, все женского пола. Причём, сугубо приятной наружности и пышных форм.
– Зато в любом трактире мне рады. Но как же всё-таки её зовут?
– Ты у нас спрашиваешь? – зло хмыкнула Рыжая. – Эл, ты бы хоть записывал своих баб! Не позавидуешь твоим милашкам. Не обижайся, Ворон, но ты – просто «потаскушка в штанах»!
– Я и не обижаюсь! Мне правда глаза не колет, – ухмыльнулся он. – О, а вот и наше рину!
Девица поставила перед ними три кружки с пенным напитком.
И вот тут её окликнули:
– Арилиса!
– Точно! Арилиса! – победоносно воскликнул атаман, но через мгновение уже напрочь забыл про красотку, уставившись на престарелого эрра, позвавшего её, чтобы расплатиться.
Зинат был не один, а с двумя рослыми, широкоплечими молодцами, которые скромно ждали в сторонке, пока Ворон и его старый друг бурно выражали радость от случайной встречи.
Нет, Эл в самом деле обрадовался, да и старый мошенник тоже. За несколько минут разговора, Зинат успел поведать, что нынче живёт в Кирлиэсе, где его знают как уважаемого эрра Зара, в прошлом году женился (старость одному встречать не хочется), и эти двое богатырей – родные сыновья его жёнушки.
Эл представил своих друзей, и Зинат заверил галантно, что рад знакомству. Но потом-таки не удержался от нотаций, тревожно покосившись на Дэини:
– Я смотрю, годы идут, а ты не сильно меняешься. К прелестницам тебя так и тянет. Пропащая твоя душа, Ворон! Говорил я тебе не раз, доведут тебя прекрасные глаза, да пышные бюсты до темницы или того хуже! Нашёл бы себе какую неприметную, она бы тебя любила, и нечего было бы опасаться. Я вон женился – ну, не красавица! Зато моя Милодина при деньгах, и хозяйка хорошая. А что уродлива, как старый пень, так ведь к этому и привыкнуть можно: днём она по делам копошится, особливо на глаза не попадается, а ночью, в темноте, всё рано не видно.
– Ишь ты умный какой! Сам – урод, так тебе и уродка – пара подходящая! А мне страшилище не надо. Я привык всё лучшее получать! Глянь, разве можно такой цветочек стороной обойти? Аж глаз радует!
Настя от его слов зарделась мгновенно, попыталась что-то вставить, возразить…
Но Зинат, не слушая, гнул своё:
– Да, одна уже порадовала! Иль забыл, чем за такой цветочек расплатился? Глаз радует! Чуть там, в Эсендаре, вовсе без глаз не остался! Вон до сих пор шрам не сошёл – пол-лица было распорото! Про остальное вовсе молчу. Нет, друг, недаром у нас говорят: «Что ни баба, то беда – иль темница, иль петля!». А красивая девка – вовсе пакостное дело. Куда весь ум у мужика деется, когда красивая девка показывается?
– Да брось, Зинат! Завёл старую песню…
Вот об этом Эливерту вовсе говорить не хотелось, и он снова взялся расспрашивать старика, как тот здесь оказался.
А Зинат сделался вдруг немногословным и угрюмым: дескать, по делам. А о делах болтать – себя не уважать.
Эл не собирался из него выпытывать, и так было ясно, дорога тут ведёт в обитель прекрасной Лиэлид. Раз Зинат направляется домой, в столицу, значит у Светозарной уже побывал.
И вот что это всё значит?
Эл только теперь всерьёз заинтересовался златокудрой фавориткой короля. До этого она вызывала лишь раздражение. Его впутали в эту странную историю, из которой с самого начала хотелось сбежать, и потому, думая о Лиэлид, Ворон неизменно чувствовал злость. Но сейчас, благодаря Зинату, в душе атамана проснулись любопытство и азарт.