Тварь оказалась невероятно шустрой, костлявые лапы рассекали воздух как крылья мельницы. Кайл отбивался от них одновременно и мечом, и факелом. Но что толку резать туман? Острые когти, натыкаясь на сталь клинка, растекались облачком, чтобы через мгновение снова собраться в бледную длань с опасными хищными крючьями на каждом пальце.
Огонь пугал ману больше мечей. Стоило полукровке ткнуть факелом в лицо твари, как та взвыла свирепо и жутко. Гнилые кости черепа проступили сквозь бледную кожу. Тёмные глазницы засияли болотными огнями.
Пока Кайл бился лицом к лицу с заманихой, Эл зашёл со спины, ударил горящей дубинкой по горбатому хребту нечисти. Определённо, огонь она не любит. Бледная тварь заверещала пронзительно, крутанулась так, что Ворон не успел отскочить и тотчас улетел почти к костру, схлопотав удар мощной когтистой лапой. Ох, и приложила! Сколько силищи!
Долго приходить в себя – роскошь непозволительная. Атаман подскочил и снова ринулся в бой. Его отвлекающий финт позволил Кайлу нанести смертельный удар в грудь твари и отрубить одну из шести рук чудовища. Да только вот, что можно считать смертельным для неуязвимой дряни? Огромную дыру у самого сердца заволокло туманной дымкой…
И всё.
Следом и новая рука отросла. Провалиться! Да это всё равно что с мечом против ветра или тумана выйти!
Только вот когда эти туманные коготки до них дотягивались, бесплотными они совсем не казались. У Кайла уже всё предплечье в кровавых росчерках. Да и Ворона зацепило несколько раз.
Тварь будто решила взять их измором. Она по-прежнему двигалась стремительно будто молния, а вот Северянин и Эл уже сдавали. А медлить нельзя. Усталость – это смерть.
Каким-то невероятным чудом им удалось нанести удар одновременно в грудь чудища, и пробить огромную тёмную брешь в её бледном теле. Но мана только глумливо фыркнула в ответ и легко соскользнула с острия. Эл мог поклясться, что этот жуткий оскал черепа был насмешливой ухмылкой.
Великая Мать, неужели на эту мерзость никакой управы не найдётся?
Ворон ждал, что сейчас всё повторится: раны, от которых давно бы помер любой человек, снова затянет магическим туманом, и тварь снова замолотит своими когтищами. Но вдруг в рваной дыре, оставленной их клинками, вспыхнул свет. Настолько яркий, что Эл зажмурился на миг, хоть любому воину известно, закрывать глаза в бою никак нельзя.
Но во мраке ночного леса этот белый свет оказался нестерпимым, пламенным, болезненно ударил по глазам, напугал.
Через миг, когда Эливерт открыл глаза, он понял, что и заманиха не ждала такого: её перекошенная от ужаса личина тому доказательство. Сияние расползалось из прорех в её груди по всему туманному телу. Мана вскинула морду к небу, взвыла и исчезла, растаяв невесомой дымкой тумана.
В это просто не поверилось. Эл смотрел в то место, где миг назад скалилась на него мана, и не верил своим глазам. А потом он поднял взгляд к небу и увидел первые робкие лучики солнца, позолотившие облака.
Пожалуй, это был лучший восход в его жизни.
Настя отмерла первой.
– Вы её победили! Вы уничтожили её!
В её голосе сейчас было столько восхищения, что атаман даже нашёл в себе силы улыбнуться, прежде чем без сил опуститься на притоптанный лесной дёрн.
– Это не мы… – хмыкнул Эл. – Это рассвет.
Кайл рухнул рядом и безмолвно ткнул пальцем в восходящее над лесом светило.
Настя тоже подняла голову к небу, потом спросила с опаской:
– А она больше не вернётся?
– Нет, пока светит солнце. Бояться нечего.
Наир всё ещё пытался привести в чувства Соур. Кайл разглядывал ссадины, оставленные на его предплечье когтями нечисти. А Эл, несмотря на показное хладнокровие, чувствовал, как до сих пор дрожат от напряжения руки.
Настя не спешила поверить, что всё уже позади.
– Ага, ты ещё говорил, что эти твари пугливые. Не нападают, если их сам не позовёшь. А она мне робкой совсем не показалась! Бросилась на вас только так, как бешеный пёс!
Эливерт стёр сочившуюся из разбитого носа кровь.
– Так мы ж её и позвали! Вернее не мы, а она. Вон, курица эта! Наир, что ты с ней возишься? Дай ей хорошую оплеуху – сразу подскочит! К тому же она мою кровь почуяла. Когда ты меня … Сама бы она уже не ушла… от крови-то.