К счастью, лошадей удалось забрать. И вышло это довольно ловко. При конюшне, если её так можно было назвать, ошивался мальчик-слуга. Он подивился, что Эл среди ночи за своими лошадками явился. Но пара фларенов «благодарности за добротный уход» тотчас его любопытство пригасили. И паренёк завалился спать на охапку сена, делая вид, что позднего гостя он не заметил.
Эл подъехал к полукровке и Насте, кивнул ей молча, она также молча вскочила в седло. И в абсолютной тишине они двинулись прочь, махнув на прощание Кайлу.
***
40 В городских закоулках
Молчание затянулось. Они ехали бок о бок по пустынным ночным улицам. Цокот копыт разлетался в тишине гулким эхом. Иногда где-то вдалеке промелькнёт одинокий прохожий, и снова никого, и снова тишина.
Безмолвие угнетало. Эл чувствовал, даже не глядя, как напряжена Настя. А стоило мельком бросить взгляд, и по лицу девушки без труда можно было угадать всё, чем она терзалась сейчас. О, да, невесёлые мысли крутились ныне в её рыжей головушке! Чего там только не было…
Она растеряна, удручена тем, что произошло. Ворон понимал, что её сейчас терзает совесть – ведь она невольно втянула в неприятности и его, и себя, и всех остальных.
А ещё был страх. Страха было очень много. Неудивительно! Её чуть не взяли силой, её могли убить. И она видела, как Эл расправился с тем уродом. Похоже, до этой проклятой ночи у Рыжей в голове не особенно укладывалась мысль, что убийцей и разбойником атамана называют не просто так.
Теперь она его боялась. Она опасалась даже взглянуть на него. Она затаилась как маленький зверёк. И Ворон очень хотел верить, что напугал он её именно кровавой расправой с лиходеями, а не тем, что он сделал после.
Сколько дней он мечтал ощутить вкус её манящих губ… А сейчас отдал бы всё на свете, чтобы не было этого нелепого поцелуя. Но, к сожалению, не во власти человека повернуть время вспять.
Не так это должно было случиться, не так! Да лучше бы он тогда пьяный в Берфеле к ней полез. Твою ж! Первый поцелуй… В каком-то вонючем закоулке, рядом с мертвяком, которого сам и пришил, руки в крови, почти силой, против воли её, не дав Насте понять ничего, просто сорвал с губ… Да ещё при том, что за несколько мгновений до этого какой-то мерзкий урод её лапал и собирался трахнуть. Чудесный момент ты выбрал атаман, лучше невозможно было придумать!
Посмотри на эту мучительную гримасу на её бледном личике – сразу станет ясно, что она теперь о тебе думает. И правильно думает. Теперь она тебя боится. И правильно боится. Ты же сам себя испугался, когда в запале к стенке её прижал, и нож только чудом до неё не успел дотянуться.
И всё-таки… Она ответила.
Он снова улыбнулся невольно. Она ответила. Какие у неё мягкие, чувственные губы! Как раз такие, как он и думал. А как бы хотелось, чтобы она снова обняла за шею так, и пальчиками в волосы зарылась… Как сладостно пахла её нежная кожа.
Эти мгновения всплывали сейчас во всех ярчайших красках, вытесняя все тревожные мысли, сбивая сердце с такта, накрывая волной возбуждения.
Он поглядывал искоса на Рыжую. Узнать бы теперь её мысли – отчего у неё сейчас такое несчастное лицо? Поводов предостаточно. Но как хочется надеяться, что меньший из них это он сам.
Пока они бежали прочь от Кривого переулка столько слов вертелось на языке, так много хотелось сказать, объяснить, так много… А теперь Ворон ни одного вымолвить не мог. Кажется, Эливерт невольно спугнул эту девочку, девочку, которую так долго приручал.
Невыносимо… Эта ночная тишина просто невыносима.
– Так и будем молчать? – невозмутимо поинтересовался Ворон, и лишь одни Небесам известно, каких сил ему стоил этот невозмутимый тон.
Настя вкинула голову. Бешеный взгляд даже в сумраке ночи пронзил насквозь, вонзился как ядовитое жало стрелы. Она шумно втянула воздух, но так и не нашла, что сказать, и отвернулась снова.
Эл помолчал ещё немного. Но ни одного звука с её стороны так и не дождался. Нет, так не пойдет, надо уже сломать эту стену молчания. Иначе он разделит их сейчас. А потом попробуй докричись.
– А, ясно-понятно! – насмешливо хмыкнул атаман. – О разговорах можно забыть на ближайшие лет сто!
В ответ молчание.
– Теперь ты меня боишься? Можешь не отвечать! Я и сам вижу. Боишься. Поняла, наконец, что я из себя представляю? Волчья кровь. Страшно? Глаза открылись, а? Одно мне интересно… И я бы многое отдал, чтобы узнать ответ! А что именно тебя так напугало? То, что я и вправду оказался убийцей? Или то, как я убил? Или то, что я и тебя чуть по горячке не заколол? Или то, что я позволил себе потом?