От воспоминаний о Лахти передёрнуло их обоих. Но Секач мёртв. В многолетнем противостоянии у Эла получилось выжить и победить. И значит, нет смысла пытаться связать то, что случилось, с давним врагом.
Мысли Насти метнулись в прошлое вслед за Вороном.
– Эл, а если у Секача остался тогда кто-то? Кто-то, решивший за него с тобой посчитаться?
– Я перебил всю его кодлу, – напомнил Эл, как будто она могла забыть ту резню на мельнице. – Кому мстить?
– Тогда кто? – Настя напряжённо сцепила руки.
Ох, милая, кабы знать… Дорога до Лэрианора была дальняя. И всю дорогу, всю дорогу, он только об этом и думал. Голова раскалывалась, зубы стискивал так, что скулы ныли. Сколько людей из своего прошлого он мысленно перебрал, сколько версий уже построил. Да только загадка осталась загадкой.
– Не знаю, Дэини, – честно признался Эливерт и шмыгнул неловко носом, словно мальчишка.
Ком горечи и боли внутри разросся настолько, что чудилось, сейчас разворотит рёбра.
– Я за эти дни перебрал всю свою жизнь: по годам, по дням, по часам. Я каждую морду вспомнил, которую когда-либо обчистил или обжулил. Не знаю, – в отчаянии повторил Ворон. – Орлех обещал Ферлааду всё выложить – дескать, тот поможет. Фрейя сказала, вольница уже взялась за поиски… Мне бы только след нащупать, а дальше я сам…
Она слушала с пониманием и сочувствием, не перебивала, боялась спугнуть его решимость.
А из Эливерта вдруг прорвалось всё, что так старательно удерживал, что не позволял себе выплеснуть при Граю. Всё, что душу рвало в клочья, всё, что изнутри кровоточило, хлынуло потоком слёз и праведного гнева, словно плотину прорвало.
– Я всё равно их найду, – прорычал он. – Землю перерою, в Бездну снова спущусь, но найду! И этих сукиных сынов найду, и того, кто их отправил. Клянусь памятью Вириян! Дэини, я их вот этими руками порву, голыми руками!
Кулаки, сжатые так, что побелели костяшки пальцев, дрожали. Да его уже всего трясло, как в лихорадке, аж зубы стучали. В глазах расплывалось. Твою ж! Вот мокроты этой только не хватало! Но как удержаться?
– Они за каждую слезу моей дочери заплатят! Собственные потроха жрать будут! Они убили мою жену, они спалили мой дом, они хотели мою девочку заживо сжечь! – голос скатился в какой-то задавленный мучительный стон. – Из-за этих тварей она теперь каждую ночь кричит так, что у меня душа разрывается! Они даже собаку мою убили! Проклятье! Я обещал быть рядом, беречь их, защищать! И не уберёг… Я ничего не смог! Ничего!
Он заглянул в её глаза, полные горечи, боли и слёз – тоскливо, с ожиданием – словно она была мудрее и старше, словно могла дать ответ на терзавшие его вопросы.
– Дэини, что я мог сделать такого? Что и кому? Если всё в этой жизни не просто так… То за что это?
Но Дэини не знала, что ответить. Не представляла, как можно мстить с такой бесчеловечной жестокостью. Она не нашла слов и сделала единственное, что сочла сейчас уместным и правильным.
Протянула руки и шепнула, судорожно всхлипнув:
– Иди сюда!
Нежные руки обвили шею, пальцы ласково гладили по волосам, а он уткнулся, как ребёнок, в её плечо, выплёскивая всю чудовищную боль, которую не вмещало сердце.
– Дэини, я не могу больше! Просто больше не могу! Сдохнуть хочу! Ты бы слышала, как она кричит по ночам! Я с ума сойду! Не могу больше! Не могу…
– Тише, тише!
Он чувствовал её тепло, гладкий шёлк волос под своей щекой.
Словно воплотились в явь самые жуткие и самые прекрасные его сны…
Боль, пронзающая насквозь. Чёрная горечь, пеплом осевшая в душе. Мёртвая холодная тоска, от которой хочется выть. Лихорадило всё тело. Всё, как тогда, в кошмарах.
Но воплотились в явь и её прикосновения, и запах кожи – дивная смесь свежести дождя и тепла весеннего солнца, и умиротворяющий нежный шёпот:
– Я с тобой, родной мой! Тише! Я с тобой! Слышишь?
Она гладила его по спине, по голове, баюкая в своих объятиях. Её слезы смешивались с его.
Но она всё шептала, как заклинание:
– Поплачь, родной! Плачь! Я с тобой, я здесь, – губы Насти время от времени касались лба Эливерта, тёплое дыхание пряталось в его волосах. – А умирать тебе нельзя! Нельзя! Как же мы без тебя? Граю, как?
Её руки сотворили какую-то магию – с каждым ласковым прикосновением они словно вырывали из Эла частичку его боли. Утихал огонь внутри, высыхали слёзы, чудовищная ломка, грозившая его растерзать, как стая голодных волков, сходила на нет. Клонило в сон. Он сполз чуть ниже, закинул ноги на лавку, а голову уложил к ней на колени