— Остаться ли тут до рассвета? — прошептал он, и испугался собственного голоса.
Попытался успокоиться: «Чего ты все боишься? Вот Маэглин тоже боялся чего-то, а чего? Все какие-то наважденья… Вот вспомни, что сейчас, в нескольких сот шагах отсюда праздник». И действительно — по небу пробежал радужный отблеск; но пришел он издалека, а вокруг оставалась совершенная тишина…
Неожиданно, Барахир, с ужасом понял, что в этих тенях действительно было что-то неведомое. И это наблюдало за ним… Лихорадочно заметалась мысль: «Что это может быть… Ах, да — еще вечером, на площади, мы слышали будто закричал среди домов младенец. Тогда эльфы отправились на его поиски, но вот чем это все закончилось не знаю».
И, стоило ему только про младенца вспомнить, как раздался пронзительный, младенческий вопль.
— А! — Барахир даже вскрикнул от ужаса, попятился налетел на что-то; повалился, да так и остался лежать, дрожа, чувствуя, как пот катится по лицу, как бешено бьется сердце.
Какой же жуткий младенческий вопль! Никогда раньше не доводилось ему слышать такого! Какой оглушительно громкий, и все тянущийся… тянущийся! Казалось, этот младенец видит нечто такое, что может в мгновенье лишить человека рассудка — и все кричит, кричит — это бесконечное, вибрирующее «А-а-а!»..
Вопль этот оборвался столь же неожиданно, как и начался — как дверь захлопнулась — вновь такая тишина нахлынула. Еще больше сгустилась темень; и в этой то напряженно молчащей темени было еще страшнее, нежели, когда кричал младенец. Барахир, как повалился, так и лежал, не смея пошевелиться, но вжимаясь со всех сил, в эту грязную мостовую.
Наверное, для кого-то пролетело несколько мгновений, и он их даже не заметил. Для Барахира прошло очень много времени, он весь измучился, и, наконец, понял, что до рассвета не выдержит — не сможет так лежать, и ждать нового вопля, или, быть может, какого-то образа из темноты.
И тогда он приподнялся, и сжатым, не своим голосом вымолвил:
— Я не знаю, кто ты… Ребенок?.. Нет — обычный ребенок не сможет вопить с такой силой. Даже и выросший здесь не сможет…. Но я иду к тебе. Нельзя же тебя здесь оставлять, кем бы ты ни был.
Он сделал несколько шагов, и тут чернота сгустилась до такой степени, что не разглядеть было и руки поднесенной к лицу. Он поднял голову и понял, что небо затянула пелена. Причем Барахир почувствовал, что пелена эта только над этим местом.
— Все равно я тебя найду…
Тут он споткнулся, чем вызвал грохот, повалился, отдернулся, вновь повалился… Несколько шагов, и тут вновь этот вопль! Вопль то, под самым ухом был, словно младенца этого несло рядом с ним Нечто.
Сделав еще несколько шагов, Барахир уперся в стену. Стена была рыхлая, продавливалась под его руками; и стоило ему надавить чуть сильнее, как с отвратительным, слизистым, чавкающим звуком разорвалась — из разрыва валом повалил воздух жаркий, смрадный; был в нем и какой-то запах. И от этого-то запаха, хоть и не знал ему Барахир подобий, становилось совсем уж не по себе. Голова от страха кружилась — ноги сами разворачивали тело: «Бежать! Прочь!» Он заскрежетал зубами, даже ухватился за прогнившую поверхность, и с трудом выдохнул: «-Некуда я не побегу! В этой то черноте бегать?.. Да сразу на стену налечу! А младенца я, все-таки, найду…» — при этом он ступил в проход.
И вновь страшно завопил младенец. На этот раз крик раздавался из-под ног, и Барахир некоторое время простоял, боясь пошевелиться, наступить на него. Потом согнулся, стал обшаривать пол руками, и чувствовал, что пол этот такой же прогнивший, как и стена, которую он продавил. Не найдя ничего он распрямился, а в голове билось: «Только бы выдержал, только бы не провалился. Куда ж я в этом мраке то провалиться могу?»
И, стоило ему только подумать об этом, как пол действительно провалился. Раздался рвущийся, чавкающий звук, и Барахир понял, что падает. Он ударился о лестницу и прогнившие ступеньки переломились — он полетел дальше, пока не повалился в грязь.
Грязь оказалась липкой, и теплой, в ней тоже что-то копошилось. Барахир взвыв от отвращенья и ужаса, рывком вскочил, быстро пошел, слепо выставив перед собою руки. Несколько раз он натыкался на стены и вскоре понял, что идет по какому-то коридору, который с каждым шагом все более сужался, и вскоре Барахиру пришлось протискиваться среди отчаянно скрипящих стен.
Очередной рывок, и он понял, что застрял среди этих стен. Теплая грязь достигала колен, шевелилась, и взбиралась какими-то слизнями по его ногам.