— Нет, я не хочу петь… Я ничего не хочу…
— Я прошу тебя…
Альфонсо запел — ту песня, которая пришла сама:
— Похоже на эльфийского менестреля, любовь которого была отвергнута прекрасной девой, и он, в тоске, отправился странствовать славить ее имя. Такие песни наполняют сердца светлую печалью — и, обычно, очень длинны, как и одиночество такого менестреля. Так, ведь, я говорю? — рассуждал Тьеро.
Альфонсо неопределенно пожал плечами, и, сразу за тем, схватившись рукою за стену, стал подниматься:
— Все — теперь мы пойдем…
Они оставили этот ненадолго приютившей их грот, чтобы уже никогда в него не возвращаться; и пошли среди исходящих солнечным теплом и влагой недавно прошедшего дождя пшеничных полей. Колосья доходили им до груди, а в некоторым местах — доставили и до лица.
— На дорогу выходить не станем. — говорил напряженным, усталым голосом Альфонсо. — Пойдем к тому месту, где раньше был дом Кэнии — я думаю, что Сереб побежал именно туда…
Когда взглянула на них — вечно чего-то желающих, торопящихся куда-то человечков печальная Луна — они все еще шли среди теплых колосьев; но, когда выступил в бездне Млечный путь, такая на них усталость навалилась, что они, не говоря друг другу ни слова, повалились, лицами к небу, да тут же и забылись, чем-то бездонно-глубоким, и пустым…
Альфонсо был разбужен в первый час после полуночи — он услышал, как три раза прокричал ворон; вздрогнул, поднялся, и обнаружил, что эта черная птица, раскрыв крылья висит в воздухе над ним:
— Помнишь ли ты, что должен исполнить любое мое желанье?
— Говори же, что это за желание! — довольно громко выкрикнул Альфонсо, и взглянул на Тьеро — тот лежал спокойно, и на бледном его, точно мертвом лице, разлились едва уловимые, ласковые поцелуи звезд.
— Прежде чем я скажу это желание, ты, друг мой, должен вспомнить к чему привело твое непослушание. Я предвещал, что при следующей встречи у тебя поседеют волосы — так и вышло. Теперь, когда ты знаешь мою мудрость, я надеюсь, ты не станешь противится моей мудрой воли.
— В чем же твоя воля?! — выкрикнул Альфонсо, и вновь покосился на Тьеро — тот и не шелохнулся.
— Кричи, не кричи — он тебя не услышит.
— Ты что… — в ужасе начал было Альфонсо.
— О, нет, нет — совсем не то, что ты подумал. Твой друг пока жив… Видишь ли, он навязался совсем некстати — он всю дорогу будет только мешать тебе, а, в конце концов. Поверь — тебе просто необходимо от него от него отделаться. Ради своего величая, ради дальнейшего блага всех людей объеденных в твое мировое королевство — Ты Должен Убить Его. Сделай это сейчас же, пока он еще спит. На поясе у него нож — достань его, и перережь помехе глотку. Так что — всего лишь движение руки, и ты свободен… Подумай — какая может быть мне в этом выгода? Что мне из того, что ты убьешь этого человечишку? Только о твоем благе я пекусь.
Такая сила была в этом голосе, такая уверенность в правоте — что перед этим всякое нежное чувствие, будь-то даже чувство дружбы, меркло — была великая цель, и надо было ради нее забыть обо всем.
И все же, несмотря на это, Альфонсо не колебался не мгновенье — не смотря на то, что душа его была измучена — вся сущность его закричала, пронзительное и долгое: «Н-Н-Е-Е-Т-Т!» — этот крик был подобен долгому, никак не желающему умолкать, все стонущему ветру.
Он еще надрывался, вопил, а тут из тьмы выступили образы: Альфонсо и Тьеро идут через поля, потом плывут на кораблях, высаживаются в Среднеземье, где Альфонсо становится одним из правителей. Тьеро повсюду следует за ним — везде что-то нашептывает, советует, и эти советы только мешают молодому правителю. Тьеро не доволен своей участью, в тайне он хочет занять место Альфонсо, а потому постоянно плетет какие-то интриги. Срок получения высочайшей власти все отодвигается, — наконец, Альфонсо превращается в немощного старика, а Тьеро торжествует — он добился своего вся власть перешла к нему!
И тут открывается душа Тьеро… Какая же она, оказывается, низменная, корыстная. Нет там и подобия того яркого пламени, который полыхает в душе того, кого он так лицемерно называет своим другом. Мелочная корысть, подленькие мыслишки о золоте, о короне, о правлении в каком-то ничтожном королевстве. Это душа паразита, которая прицепляется к нему, чтобы использовать для достижения своей цели, а потом — изничтожить.