— Зачем вы нам помешали? — очень тихо, чтоб ненароком никто не узнал о тайне, спрашивал Альфонсо.
— А кому это, «Вам»? — удивленно приподнял свои густые, седые брови старец. — Ты разве знаешь, кто скрывается за обличаем этого ворона?
— Вам то какое дело? — гневливо шептал Альфонсо. — Зачем вы его вспугнули?!.. Ну, и кто он по вашему?
— Пока я этого не знаю…
— Вот видите! — забывшись, выкрикнул Альфонсо.
— …Но догадаться, что он служит Врагу, не так уж сложно и по обличью, и по поступкам его. Вот только не понять, как он пробрался сюда, да еще в праздник. Ну — это уже детали. Покажи-ка мне свою руку.
И вот Альфонсо протянул ему правую руку — он и не хотел этого делать, но в словах Гэллиоса была такая сила, что рука сама повиновалась.
— Так я и знал… — покачал головою звездочет.
Альфонсо выдернул руку и обнаружил, что в том месте, где клюнул его ворон, на указательном пальце, появилось черное пятно в виде непроницаемого вороньего ока — казалось, что оно наблюдал и за ним.
Сходство это было подмечено и старцем — теперь он молвил:
— Нечего ему, кем бы он не был, наблюдать за нами.
Он достал из кармана черный, усыпанный звездами платок и обвязал его вокруг пальца; затем пристально взглянул в очи юноши и молвил:
— Я тебя пока плохо знаю — только вижу, что ты очень сложная натура. Вот что, Альфонсо, не отходи ни на шаг от меня; да и я за тобой стану приглядывать… А еще — у нас сейчас гостят эльфы из Валинора, вот с ними и поговорим.
В это время догнал их Тьеро, с тревогой вглядываясь в бледное лицо своего друга, спросил:
— Да что же случилось то?
Альфонсо вновь потупил взор, пробурчал:
— Да ничего… Просто… не очень хорошо себя чувствую. Это пройдет.
Если первый павильон был сделан из мрамора, то второй, в который Тар-Минастир ступил в семь часов вечера, был вылит из янтаря. Этот камень поглощал в себя лучи солнца и испускал то густое золотистое сияние, которым полнился покоящийся под ними Нуменор. Они были на такой высоте, что в Арменелосе не различить уж было отдельных строений, а сама столица казалась дивным, многообразным облачком прилегшим отдохнуть у стоп Менельтармы. Зато даль открывалась великая — с запада, с юга, и с севера видно было море, и одного взгляда туда, в вольную стихию волн — у каждого нуменорца восторженно волновалось сердце.
Теперь неподалеку от себя Альфонсо все примечал Гэллиоса, который наблюдал и за ним, и по сторонам оглядывался.
Черный ворон больше не появлялся…
Волнения Гэллиоса заметил Тар-Минастир — он поднялся со своего алмазного трона, подошел:
— Вижу, что-то тревожит вас?
— Я еще не уверен… И, в любом случае, ваше вмешательство сейчас не поможет… Подождем до окончания праздника.
Пока старец говорил с королем, Альфонсо незаметно отошел в сторону, к северной стене. Там он затерялся за роскошными одеяньями, отвернулся к янтарной колонне и зашептал напряженно, со злобой:
— Лучше оставьте. Вы все равно ничего не знаете!
Тут, обернутый в платок палец стало жечь — платок он сорвал — жжение тут же прошло. Однако, на черное око Альфонсо смотреть боялся…
В двух десятках метрах к северу от янтарной стены, средь камней проходила лощина из которой в обычное время выплескивался перезвон небольшого водопада, но вот теперь перезвон этот захлебнулся в чем-то.
Над краем лощины вдруг выплеснулся густой, оранжевый туман.
Раздались возгласы — нуменорцы указывали на туман, обсуждали, что это может быть.
Тем временем, оранжевая стена, поднявшись из лощины, стала надвигаться на павильон; причем была она столь густа, что попадавшее в нее камни растворялись.
— Это кисель Иллуватора! — прошептал кто-то…
Гэллиос закончил беседовать с королем, и обернулся, высматривая Альфонсо, однако, его не было видно:
— Мил, ты не видел, куда этот юноша направился?
— К север-ру, — отвечал изумрудный попугай.
Гэллиос попытался пройти туда, однако — это было нелегко. Все нуменорцы поднялись, и в изумлении созерцали удивительное явление.
Оторвавшись от янтарной колонны, Альфонсо тоже смотрел надвигающуюся розовую гладь. До нее оставалось метров десять — словно неспешно, величаво идущий человек приближалась она.
Вот нахлынули волны розового тумана. Оказался туман этот густым — вот вытянул пред собою руку юношу и не увидел ее.
Расплывчатый контур выплыл совсем рядом, с трудом прорвался голос:
— Альфонсо — это я, Сэлва, дай мне руку.
Юноша протянул было к ней руку; однако, туман стал сгущаться еще больше, уже ничего не было видно. Окружающая густота давила, и с величайшим трудом Альфонсо мог хоть немного подвинуть руку или ногу. Но вот розовый цвет стал обращаться в бордовый, будто сверху, над этим киселем был убит великан и вот кровь его теперь стекала.