Когда то он, вместе с Фалко, а то и в одиночестве исходил все окрест Холмищ, несколько раз бывал и в этом лесу — пытался найти среди корней ворота в подземное королевство: тогда лес казался загадочным, теперь — враждебным, смертельно опасным. Орочья грубая ругань вызывала уже отвращение, но слышались и иные голоса — какие-то булькающие, нарастающие черными валами; раздавалось такое шипенье, будто весь лес заполнен был громадными змеями, и ему повсюду чудилось какое-то движенье, казалось — корни стали извиваться…
Он быстро нагнулся, обмыл лицо темной, по осеннему холодной водой.
— Бррр! Пожалуй, так от страха не долго и совсем голову потерять. — пробормотал он гораздо громче, чем следовало.
Он замер, прислушиваясь — змея зашипела совсем рядом, разорвался злобный хохот переросший в пронзительный визг..
— Где же Эллиор? — поежился хоббит.
Простояв еще минуты две, Хэм задрожал — и от холода, но больше от страха.
Тут одна из ветвей над его головой вздрогнула как-то особенно, точно ее дернул кто-то. Хэм замер, вглядываясь — нет, больше никого движенья.
Он прождал еще минуту, прошептал:
— Быть может, Эллиору нужна помощь…
Хоббит медленно, осторожно пошел к повороту. Вот лица его коснулись холодные ветви мертвой ели, он проскользнул между ними — замер…
Овраг заканчивался шагов через двадцать; там, отчаянно цепляясь по склонам, извивался какой-то густой кустарник, ну а за ним угадывались очертания водоема, там виделось беспрерывное, суетное движенье; злые голоса возросли так, что Хэму показалось, будто все вражье войско заметило его и теперь несется, чтобы разорвать в клочья. Он даже отступил на несколько шагах, споткнулся о камень и упал, выпустив довольно громкий «плюх!».
Вновь, уловил он движенье в ветвях; а грозное шипенье раздалось совсем близко… Хэм встряхнул головою: «Это темная воля здесь кружит; хочет, чтобы я совсем без разума остался… Ладно, чтобы там ни шипело, а на войско вражье хоть краешком глаза взглянуть надо…»
И он пополз к тому кустарнику, за которым лежал водоем и голосило воинство. Был бы он повнимательнее, так понял бы, что испугавшее его шипенье исходит как раз из кустов к которым он направлялся. Хэм надеялся, что ветви послужат ему надежным укрытием и принялся их разгребать, одновременно взбираясь по левой стене оврага, приближаясь к вражьему лагерю.
Кустарник становился все более густым, и за темными, унылыми листьями ничего не было видно. Поблизости что-то затрещало, он почувствовал, как вздрогнули ветви.
— Может, птица какая-то… — пробормотал он совсем тихо и неуверенно.
От следующего, неосторожного шага треснула ветвь — а в ответ пришел взрыв грубого хохота…
— Ладно, — ни так веселятся, что, конечно, не услышат, как треснула одна веточка. Вот еще немного и…
Он раздвинул ветви; и чуть не вскрикнул — лагерь был совсем рядом.
В шаге от него, земля опускалась трехметровым, почти отвесным склоном, из которого журчал родничок. А дальше когда-то была солнечная, навевающая красивые грезы, большая поляна — теперь, хоть на небе еще сияло Солнце, поляна полнилась мраком. На деревянных шестах были развешены навесы, от которых исходила почти непроглядная муть, в ней шевелились сотни лап, отростков, бледные, голодные глаза — в которых никаких чувств кроме злобы. Из под этих навесов и вырывалась густыми потоками ругань и хохот — и, казалось, что — это не отдельные твари, но одно чудище с тысячью глоток орет.
Взгляд Хэма метнулся к озеру: видно, гладь его, отражая солнечные блики, резала глаза тварям и они загадили его чем-то: поверхность пожелтела, сжалась, покрылась слизью, и теперь, надуваясь жирными пузырями, выпускала серый, блеклый дым. Хэм смотрел на озеро и чувствовал, как кулаки его сжимаются — и не было больше у Хэма интереса к вражьему войску — хотел он, чтобы убирались они восвоясе да не оскверняли день своей руганью.
Он развернулся, намериваясь вернуться в овраг и…
Мгновеньем раньше, хоббит решил, что какая бы напасть не приключилась — он сдержит крик. И все же, когда он развернулся и увидел Это — заорал. Получилось так неожиданно громко, и болезненно страшно, что во вражьем лагере на мгновенье наступила тишина, а потом все задвигалось, заголосило, стало надвигаться.
Он ожидал увидеть скопление ветвей, а пред ним, в шаге, высилась такая тварь, что и в кошмарном сне не привидеться.
Была черная, покрытая наростами поверхность, из которую словно плеснул кто-то россыпью красных, выпученных глаз, и они, раскиданные по этой поверхности в совершенном хаосе, смотрели с тупой злобой; похоже — это выраженье не менялось в них никогда. Среди глаз были две пасти; из них торчали похожие на наконечники стрел клыки, оттуда же вырывалось такое зловоние, что у хоббита закружилась голова. Из крошева глаз тянулись, и извивались в воздухе два полупрозрачных щупальца, того же ядовито-желтого, что и загаженное озеро цвета.