— Тихо, тихо… — пытался успокоить малышей Туор, но все было тщетно…
Тан, все это время, словно белая статуя, обагренная кровавыми отсветами, высился у входа, и вот могучие мускулы его валунами вздулись. Шипенье разрослось прямо над головами, комочки земли посыпались на пол. Пес угрожающе зарычал, и тогда послышались удаляющиеся удары паучьих лап.
Прошло еще, должно быть, часа два. Дымовая завеса все отползала на юг, но оставалась такой же плотной; взошедшее уже высоко солнце, обращала ее в густо пропитанную кровью одежду, такого же цвета была и земля.
Было тихо-тихо — даже слишком тихо. Вот по успокоенной, поверхности реки ударила хвостом рыба — плавная рябь разошлась в стороны. Голодные же младенцы продолжали плакать…
— Что же. — молвил тогда Туор. — Я попробую найти что-нибудь съестное…
И тут пес вновь насторожился. Зарычал тихо, а потом затих, но оставался таким же напряженным, готовым к бою.
— Тихо, тихо маленькие… — успокаивала малышей Феора, но они не слушали ее — продолжали рыдать.
Туор вышел из пещерки, и, пригнувшись, чтобы не выступать над выжженным, черным берегом, прошел по воде несколько шагов. Как же далеко в этом недвижимом воздухе разносился плач младенцев! Он отошел шагов на десять, а они, казалось, ревели прямо перед ним.
Но вот он услышал новые голоса — о, их было хорошо слышно и за криками младенцев! Эти голоса — грубые, похожие на треск дробящихся камней, точно тараны разрывали утреннюю тишину со стороны сожженного Роднива. Туор приложил ухо к прожженному берегу и почувствовал, как вздрагивает земля.
Он вернулся в пещеру, и говорил Феоре:
— Нам надобно уходить. Скорее. К Ясному бору или — куда угодно — только подальше отсюда. Там — орки. Они услышат детей…
Он подхватил было люльку, да так и замер, а на лбу его выступила испарина, ибо понял он: «Все — поздно».
Никто из них не знал, как враги приспособили в своем войске гигантских летучих мышей-вампиров. А они привязывали к их лапам канаты, на этих канатах крепили большие корзину, каждую такую корзину поднимало четыре кровопийцы, и в каждой корзине помещалось по несколько дюжин орков. Корзины эти использовали, когда требовалось перенести какой-то отряд в труднодоступное место — на горный склон, например; или же — через реку. Так и в этом случае, узнав, что на том берегу было богатое поселение, они решили переправиться с помощью вампиров… А там их ждали пепелища, да сожженные тела…
— Гр-рр! — рычали они, потрясая своими ятаганами. — Проклятый дракон — сжег все, а нам ничего на веселье не оставил! Брр-р, попади нам только кто-нибудь — вот тогда бы мы потешились!
А в это время пролетал над их головами дракон, и слышал последние слова; он подняв облака пепла, уселся неподалеку от орков. Ему хотелось веселиться — обращать в пепел, все новых и новых, ведь, стоило ему только дохнуть — ничего бы от них не осталось. Лишь с трудом удалось огнедышащему побороть этот соблазн (как-никак — войско), но он решил подшутить над ними:
— Если вы ищите поживы, то найдете в этом треклятом лесу, в паре верст отсюда к востоку. Я до того селения и просеку выжег.
Орки могли ругать дракона, только, когда его не было поблизости (или, когда они его не видели), но, стоило дракону приблизится, как они тряслись, падали на колени, и трепетали, отдавая ему свои грубые мольбы:
— О, властелин пламени! Спасибо тебе могучий, сильный владыка! Придай же, ненависть, силу твоим темным крыльям!
Дракон взмыл в небо, но, все же, не удержался от небольшой шалости — подхватил одного орка в когти, и выпустил его только над Андуином, где, возле остова моста, подхватила его, сильно разросшаяся за прошедшую ночь слизь.
А орки, испытывая к дракону страх и ненависть; бросились в указанном им направлении, в нетерпении помахивая ятаганами.
И вот они вылетели на пепелища Роднива. Кое-где еще выбивались языки пламени; угольные холмы испускали жар, тот тут то там, торчали обугленные остовы печей. Уже чувствуя, что они обмануты, орки продолжали бежать; еще крутили своими ятаганами, и, перерубили бы, верно, друг друга, если бы не услышали этот младенческий плач.
— Есть! Есть! — завизжали они на своем грубом, предназначенном для ненавистной брани языке. — Они здесь, здесь! Здесь!!!
В это время, в пещерке заплакала Феора:
— Ах вы маленькие…
А орки уже подлетели, затопали над их головами, зарычали, загалдели: