Именно Первейший – Гвеневер не сомневалась ни единого мгновения – был главным виновником того, что супруг оставил свою вотчину ради «великой идеи спасения королевства». Именно он – и в этом Гвеневер тоже была уверена совершенно – инициировал этот чудовищный процесс, в котором её, ещё несколько недель назад сеньору Верхней Провинции, обвиняли в поддержке запрещённой магии, в общении с объявленными преступниками чародеями и даже в колдовстве.
Когда обвинитель впервые проговаривал это, последнее, Гвеневер в изумлении взглянула в глаза Первейшему. И увидела в них насмешку.
Конечно, он прекрасно понимал, насколько абсурдно обвинение.
Именно поэтому Гвеневер не произнесла ни слова в свою защиту. Она безмолвствовала в течение двух первых заседаний суда. Не собиралась ничего говорить и сегодня.
Только наблюдала.
А посмотреть было на что.
Всё сегодня было так, как всегда. Так же, пользуясь паузой, чинил перья секретарь, так же переговаривались, перешёптывались между собой свидетели, расположившиеся на скамьях, размещённых в два ряда вдоль длинной стороны зала. Так же щебетали за окнами птицы.
И только в лицах судей – Гвеневер остановилась на каждом в отдельности – сегодня она видела что-то новое. Какую-то непонятную насторожённость.
Слева от Первейшего, как и в прошлый раз, сидел новый, назначенный Государем, правитель Верхней Провинции. А справа… Кресло справа от Первейшего было пусто. И Гвеневер чувствовала, что эта «пустота» нервирует мага.
Впрочем, и остальные, определённо, чувствовали себя неловко. Перебирали бумаги, сплетали и расплетали пальцы. Переглядывались.
Все чего-то ждали. И дождались, наконец.
Дверь распахнулась. И в зале появился человек в простом, тёмного сукна, костюме. Под пристальными взглядами собравшихся он прошёл через весь зал. Приблизился к длинному столу. Склонился над ним, тихо сказал что-то Первейшему. Тот побледнел. Отпустил гонца. Шепнул что-то её несостоявшемуся новому мужу.
Выслушал ответ. Помолчал какое-то время.
Потом поднялся, опёрся ладонями о столешницу. Впился взглядом в Гвеневер.
— Судебное разбирательство откладывается, – произнёс глухо.
Оглянулся на сидящих за столом.
— Quorum praesentia non satis est. Их присутствия недостаточно.
Потом махнул рукой конвоирам – уведите арестованную.
*
— Он умер, mea pater, – проговорил ему на ухо гонец.
И Первейший ощутил, как под ногами дрогнули каменные плиты пола.
Его предупреждали, что такое может случиться. «Всякий, кто так или иначе нанесёт вред Гвеневер, бывшей княгине Верхней Провинции, умрёт», – так сказал ему два дня назад старый Итамар, алхимик и прорицатель.
Первейший услышал произнесённое. Но не поверил ему.
Да и как можно было поверить?!
Он знал эту женщину. Уверен был, что она не обладает ни малейшей способностью к магии. И потому совершенно не воспринимал её всерьёз – ни тогда, когда князь Армель только собирался жениться на ней, ни тем более теперь, когда Армеля не стало.
И всё-таки брат Ранульф умер.
И он, Первейший, должен был разобраться, как это вообще могло произойти!
Убить мага непросто. Убить его на расстоянии, без прямого контакта, не имея под рукой ни единого из магических предметов – невозможно. Однако это случилось. Маг умер. Ещё вчера бодрый и здоровый, он лежал теперь в холодной комнате – истощённый и пустой, как верблюжий горб в конце долгого пути.
Первейший ещё раз всмотрелся в обвиняемую.
Нет, ничего! Ни крупинки магии, ни единого отсвета магической защиты вокруг. Ни-че-го!
Он почувствовал, как от охватившей его бессильной ярости взмокли ладони. Если он прав и женщина эта – «обделённая», то откуда, чёрт возьми, исходит опасность? И почему он, primum et principale, сильнейший из магов, её не видит?