Что-то в происходившем вокруг было «не так», и он не мог понять – что.
Первейший коснулся висков. Надавил на них кончиками пальцев, потёр, справляясь с вдруг нахлынувшей на него болью.
Глядя вслед конвоирам, выводившим молодую женщину из зала, взялся вспоминать прошедшее накануне заседание. Вспомнил и ту сгубившую умершего ошибку.
Они задавали бывшей княгине вопросы – обычные, такие, что задают каждому, кого подозревают в недозволенных связях: принимала ли она в своём доме тех, кто, пренебрегая новым законом, продолжает совершать запрещённые магические обряды? Говорила ли с ними? Участвовала ли сама в преступных деяниях?
Женщина молчала. Смотрела на вопрошавших с презрением. И они, признаться, ощущали себя неуютно. Первейший понимал чувства каждого из сидевших по эту сторону стола.
Глядя на обвиняемую, – на спутанные её волосы, в которых застряли слипшиеся кусочки седой от плесени соломы, на которой она провела несколько последних ночей, на тонкие лодыжки, торчавшие из-под мятой серой рубахи, на длинные беспокойные пальцы – все они вспоминали одно: как совсем недавно сидела эта женщина во главе стола, рядом со своим мужем. Как слагали трубадуры песни в её честь, как улыбалась она лукаво, подавая руку приглашавшему её на танец супругу.
Поняли они и безмолвный ответ, когда, подошедший к ней брат Ранульф, спросил резко:
— Бывали ли в доме твоём преступники? Говори!
Она смотрела на него какое-то время. Потом обвела каждого из них взглядом. Рассмеялась.
А брат Ранульф размахнулся и влепил ей пощёчину – для её исключительно блага, разумеется, дабы предотвратить начинающуюся истерику.
Именно тогда старый алхимик и прорицатель – один из тех, кто и сегодня сидел рядом с Первейшим, – произнёс короткое:
— Напрасно.
Мало кто расслышал сказанное. И Первейший не стал заострять внимание на этом прочих членов суда. Но когда все разошлись, остановил старика. Сказал:
— Объяснись, Итамар!
И тот ответил:
— За жизнь несчастного Ранульфа я не дам отныне и ломаного гроша.
Первейший попросил продолжать. И Итамар кивнул послушно – конечно.
Сказал:
— Вы слышали, должно быть, об инциденте, случившемся несколько дней назад? Один из конвоиров, возвращая арестованную после судебного заседания в камеру, повёл себя… несдержанно. Прижал женщину в коридоре к стене. Задрал ей рубаху…
Первейший поморщился, сделал знак старику прерваться – зачем ему эти подробности?!
Итамар не настаивал. Продолжил бесцветным голосом:
— Мужлан не успел надругаться над ней. Его спугнул начальник караула.
— И что?
— В ту же ночь позабывший о пределах дозволенного погиб. Упал с крепостной стены.
— Разве дежурство на крепостной стене входит в его обязанности?
— Нет.
— Тогда как его туда занесло?
— Судьба, – ответил Итамар. – Я полюбопытствовал, заглянул в Книгу Судеб. Смерть наглеца напрямую связана с нанесённым женщине оскорблением.
Первейший выслушал старика. Покачал головой недоверчиво. Продолжил:
— Если ты уверен в том, что говоришь, надо, наверное, сказать брату Ранульфу, чтобы он поостерёгся.
Он произнёс это. Но сам не отнёсся к сказанному всерьёз.
Но сегодня… Сегодня Первейший не мог больше игнорировать становящееся всё более очевидным: связь между этими двумя смертями была. Больше того, если Итамар прав, то опасность теперь нависла над каждым из них. И надо было найти способ её избежать.
Первейший огляделся. Увидев, что прорицатель, в отличие от прочих, уже покинувших зал суда или только направлявшихся к выходу, продолжает сидеть на своём месте, кивнул. Подозвал того. Спросил:
— Ты виделся вчера с братом Ранульфом, не так ли?
— Как вы приказали.
— Выслушал ли он тебя?