Рейвен же обидели слова Бриана. Он насмехался над ее народом. А эта история, рассказанная с шутками, бросала бы тень на память ее покойной матушки. Вечером, когда Генрих пришел в спальню жены, та начала горячо умолять его не превращать ее трагедию в шутку. Генрих обещал Рейвен, что не оскорбит память матери жены.
- Но посмеяться над твоим отчимом – совсем не грех!
- Как ты не понимаешь?! Ведь смеяться будут не только над ним, но и над моей матерью, и надо мной!
- Ну уж нет. Тебя никто не обидит. Ты – жена нормандского дворянина.
- Я саксонка.
- Уже нет. Хватит об этом. Предоставь все мне. И не волнуйся. Просто получи удовольствие от приема. Ты наверняка не была еще ни на одном королевском приеме?! Я же дипломат, ты забыла?!
9
- Ха-хах-ха! – хохотал Король над рассказанной Генрихом историей. – Вот это да! Бриан, не ожидал от своего сурового рыцаря такого поступка! Генрих, и ты хорош! Проучили саксонскую свинью! Ха-ха-ха! Надо признать, было ради чего ввязаться в эту историю. Твоя жена - красавица, Генрих. Конечно, жаль, что не норманка. Многие леди в этом зале заслужили такой истории спасения. Боюсь, ты обидел их, предпочтя саксонку. Но! История забавная!
«Забавная?!» с возмущением думала Рейвен. Она, и, к ее стыду, по меньшей мере сотня других гостей слышала и саму «забавную историю», и комментарии Короля. «Боже, какой позор, как он унизил меня!»
Король продолжал упражняться в остроумии, комментируя рассказ Генриха. И Рейвен, не выдержав, выбежала на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Она была погружена в свои мысли, когда почувствовала движение за спиной. Обернувшись, девушка увидела незнакомого нормандского дворянина.
- Так-так-так. Кто тут у нас?! Леди «Ворон». Вот какая птичка попалась мне в сети!- Рейвен испуганно вскрикнула, и попыталась проскочить мимо, сейчас она это ясно поняла, пьяного норманна. Но тот проворно преградил ей путь. – Нет-нет! Не улетишь! Ха-ха-ха! Я хочу посмотреть сначала, из-за чего затеяна суматоха. – Он грубо схватил девушку за подбородок. – Хм, а ты недурна! Только дылда! (Рейвен была выше нормандца), ну ничего, лежа это не заметно.
- Отпустите меня! – наконец опомнилась Рейвен. – Как Вы смеете?!
- Вот и голосок прорезался у нашей птички! И приятный, не то, что у твоего тезки. «Кар-кар». Ну что, мой птенчик…
- Отпустите! Иначе пожалеете! Сэр Бриан…
- Хах! Как странно, ты угрожаешь мне не своим мужем, а его братцем! Ну, я тебя понимаю, твой хиленький супруг тебе не смог бы помочь. Сейчас они оба тебе не помогут. Они купаются во внимании Короля. Им удалось потешить Его Величество. А ты – потешишь меня.
Рейвен, все это время пытаясь вырваться, нечаянно бросила взгляд на дверь. И увидела Генриха! Он беспомощно наблюдал за развернувшейся сценой. Увидев, что жена заметила его, Генрих поспешно ретировался. Потрясенная Рейвен даже на минуту прекратила сопротивляться. Воспользовавшись моментом, пьяный нормандец толкнул ее в угол. Он уже было склонился к лицу девушки, чтобы впиться ртом в ее губы, как услышал за спиной грозный голос:
- Отпусти ее немедленно, Кнут!
С облегчением Рейвен узнала голос Бриана. Теперь она спасена!
- Ой, Бриан! Не будешь же ты поднимать шум из-за саксонской девчонки!? Сам-то скольких попортил?!
- Это жена моего брата. Ты поплатишься.
- Ты же не будешь сражаться со мной, - все еще не верил в серьезность намерений Бриана Кнут. – Я не воин. Ты победишь.
- Нужно был думать раньше, когда заглядывался на жену Генриха!
- Ну, прости, я не знал, что она…
- Не ври. Я не буду убивать тебя, - Кнут с облегчением вздохнул. – Ты поплатишься мне глазом.
- Что?!
- Выбирай. Я или сам? Чтобы впредь никто не смел смотреть на жену Генриха.
- Ты шутишь?
- Можешь выбрать. Правый или левый? Ты или я?
Если бы Кнут был трезв, он понял, что Бриан говорит не серьезно. У него не было намерений вступать в поединок с нормандцем ради саксонки. Ничего страшного не произошло. Девчонка получила урок – нечего слоняться по замку без сопровождения мужа. Кнут, однако, воспринял слова Бриана серьезно. Он выхватил нож, и всадил его себе в левый глаз.
- ААААААААА! – завопил он. Нож вошел не глубоко, поэтому он остался жив. Но лишился глаза.