Ворон становился всё мрачней. На шее вздулись вены, все мышцы напряглись. Рука, в которой воин держал руку любимой так же накрепко сомкнулась. Раздался вскрик.
– Мне больно!
– Прости! – Мужчина вырвался из тьмы раздумий, вернувшись к ужасу действительности, где он причинил любимой боль. – Я не хотел!
– Я знаю. Тебе и правда стоит отдохнуть.
***
Разя врагов Ворон был подобен своему мечу. Холодная ярость была источником каждого движения. Обжигающее прикосновение клинка и взгляда сопровождало смерть, – верную спутницу убийцы. Доказывая что-то самому себе и всем другим, Дарёне, духу он уже не понимал, что хочет показать очередной победой. Он всё ещё лучший? Он не сдастся? Наверное... но было, кажется, в его намерениях и кое-что ещё.
Ворваться в бой, почувствовать вкус прежней жизни телом, которое уже давно мертво. Забыться, окунувшись с головой в круговорот смертей, свирепости и боли. О, как бы он хотел забыть слова и духа грязного, и его дочери Дарёны, но кровь их вымыть из памяти была не в силах. Лишь в те мгновения, когда опасность заставляла позабыть всё на свете, витязь мог чувствовать себя спокойно, тогда сомнения бежали прочь.
Но ненадолго. Размеренность его не жизни вне сражений всегда тянула обратно в дремоту. И там он видел чёрный лес, сомкнувший ветви, нависший сводом, непробиваемой клеткой.
И эти разговоры с духом с каждым разом злили всё сильней. Но Ворон знал, что его воля крепче – любой укол не пробьёт этой брони. Как будто бы нечистый проверял своего слугу на верность, и тот бы всё стерпел...
– Мне нужно, чтобы предводитель моего войска был мне верен, – обронил нечистый в очередной беседе.
– Ты же знаешь, я дал клятву...
– Такую же, что и своему князю, которого ты оставил?
– Ты шутишь? Мой князь мёртв!
– И ты не последовал за ним во тьму. Не уж то твоя клятва крепка лишь некий срок? – дух усмехнулся, радуясь победе в очередной словесной перебранке.
– Я верен слову, но...
– Но смерть освобождает от любых оков, – вмешалась в разговор Дарёна.
Нечистый обернулся и увидел дочь.
– Сколько раз тебе говорить, не вмешивайся в мужские разговоры!
– Но это правда...
– Молчи! – от самодовольства не осталась и следа. Лишь гнев от упущенной победы отражался на лице колдуна. – Не смей перечить отцу!
– Оставь её! – не сдержался Ворон.
Дух вновь повернулся к воину и в этот раз глаза, сверкавшие весельем мгновения, назад теперь дышали жаром лютой злобы.
– Она по-прежнему моя дочь и её жизнь – в моей власти! Я этой жизнью управляю и подчиняется она лишь мне. Не забывайте это, дети, здесь я решаю кому жить.
С этими словами он растворился в темноте, отправившись куда-то по своим делам. Дарёна подошла к Ворону и обняла его, опустив голову на его плечо.
– Это угроза нам? – спросил воитель.
– Тебе лучше знать, ты воин.
– Он угрожал... тебе. И что мне делать?
– Освободиться.
– И предать?
Ворон был спокоен, он привык отпускать злость от слов колдуна. Броня его души осталась целой, но там, внутри, "доспех" мешал дышать.
– А что ты сам думаешь делать?
– Я думаю... – воин нахмурился и взгляд его как будто устремился вдаль. – Я должен всё это рассчитать. Он угрожал не просто так, он хочет лишь заставить подчинится. И если мы не дадим повода...
– А я повода кричать на себя и не давала! – отчаянно воскликнула Дарёна. – Не уж-то ль ты не понимаешь, что разум здесь не властен?! Это царство безумия и страха, и скоро они нас поглотят.
Девица замолчала, успокоившись сама и восстановив дыхание. Ворон её обнял.
– Ты сама говорила, что скоро вырастешь, и он будет над тобой не властен. А мне осталось выполнить лишь одну службу. Подожди, и мы будем свободны.
– Он обманет, я его знаю. Ты не понимаешь, он не откажется ни от тебя, ни от меня. Как ты говорил, ты воин. Но он – торгаш. Он придумает тысячи пут, которыми привяжет нас к себе. Такие как он, соблазнённые тьмой по-другому не умеют.
Вспомни такого же, нечистого. Ты его встретил до моего отца, когда был смертен. Он притворился другом и однажды, ты поклялся ему помочь вернуть невесту. Мудрые птицы твердили тебе, что невесты нет, он хочет лишь сокровищ чудища, что он предаст, но даже убеждённый ты не нарушил слова. Ты пошёл и победил змея аспида, хотя твой «друг» тебя чуть не погубил.
Он осквернил ту клятву своей ложью, как можно было следовать отданным словам?
Ворон задумался, но хмурость на его лице не спала.
– Мне ничуть не легче идти против него, он мой отец... но не только. От человека в нём немного. Знания, с которыми справиться он был не в силах изменили его, сделав сосудом для чёрных чувств. Он это пламя боли пытается разжечь в нас обоих... и ты этому пожару поддаёшься.