— Я попала, — радостно сказала Луиза, делая аккуратный шаг вперёд и снова замирая на месте. — Я же слышала, Уилл, я попала. Пуля не ударилась ни обо что, а значит, она застряла в вашем теле. Помните про собак, дорогой, и подумайте, стоит ли пытаться обыграть меня на моей территории. Вы сейчас слепы, как и я, но я слышу, как кровь капает на пол, делая вас всё слабее и безобиднее. Вы не против, я продолжу счёт? Четыре…
Профайлер быстро моргнул, уже понимая, что разговоры никому не нужны, и перестал думать о причинах и следствиях того, что сейчас происходило. Есть ли смысл пытаться достучаться до человека, который уже всадил в тебя пулю? Что даст слабая попытка поговорить, если она стреляет на любой шорох и через секунду начнёт палить в собак, которые забились в уголок кухни и жалобно там скулили? Его сейчас здесь убьют, просто убьют, ничего не объясняя и ни о чём не спрашивая, и он должен попытаться выжить.
— Пять, — спокойно сказала девушка, и Уилл сразу же услышал выстрел и жалобный скулёж какой-то собаки, почти заглушаемый визгом остальных.
Сейчас или никогда. Тянуть смысла уже не было, учитывая то, что он сейчас начнёт кашлять кровью и уже не сможет остановиться. Он распахнул глаза, делая последнее усилие, увидел лишь контур фигуры, как-то глупо осознавая, что только что погибла одна из его собак, и дружный испуганный вой остальных, заглушающий всё вокруг, и, вскинув ружьё, сделал три выстрела подряд, быстро отползая в сторону.
Он тоже услышал, что попал. Девушка вскрикнула, потерянно затоптавшись на месте и стреляя уже наугад, но тут же упала на пол, замолкнув навсегда. Уилл резко закашлялся, отхаркиваясь от перца, и пополз к ней, надеясь успеть задать ей последний вопрос. Он был уже рядом с ней, когда услышал, что его телефон зазвонил где-то рядом с диваном, и, коснувшись её горла, Уилл понял, что она мертва. Он развернулся, продолжая свой кровавый путь, уже плюясь кровью, и кое-как слабеющими пальцами успел взять трубку и поднести её к уху.
— Уилл, прости, что звоню ночью, я тебя разбудил? — раздался жизнерадостный голос Джека. — Алё, Уилл, ты меня слышишь? Что за кашель, ты заболел?
— Я ранен, Джек, — прохрипел Уилл, сдёргивая покрывало и зажимая рану. — Срочно пришли мне реанимацию. Меня пытались убить…
Телефон выпал, громко ударившись об пол, и Грэм рухнул рядом, закрывая глаза и продолжая кашлять. Он услышал дуновение ветра и вспомнил, что дверь так и осталась незапертой.
— Гулять, на улицу, ребята, гулять, — крикнул он своим собакам, которые продолжали скулить на кухне. — Быстро на улицу. Что ж я не вырастил из вас охранников, а? Гулять, гулять. Бегите, встречайте скорую.
Комментарий к Луиза Шеппард
Спасибо всем за терпение. И ваше мнение, конечно. Разыскивается бета, которой близко моё творчество, способная дать совет и иногда пинка.
========== Пазл ==========
Уилл очнулся в полутёмной палате и сразу же вспомнил, что с ним произошло. Приставучий, как стая мошкары, кошмар, в котором он проплавал сутки, начал его отпускать, оставляя лишь омерзительный осадок. Ему снился то ли мужчина с чёрными крыльями, то ли ворон с человеческим лицом, но почему-то там, во сне, Уилл его совсем не боялся. Он помнил, что Ворон завязывал ему глаза, был нежен и чуток и даже обещал не обижать его, если он сделает то, что должен.
Кошмар отступал, и весьма болезненная реальность навалилась на профайлера, прогоняя остатки странных сновидений. Простреленное левое плечо ныло, обожжённые глаза и горло горели после перцовки, а головная боль стучала по вискам как отбойный молоток.
Как ни странно, но мысли были настолько чёткие, что Уилл даже обрадовался тому, что он здесь. Сейчас не имели значения собаки, работа, Джек, Ганнибал, а лишь стерильное замкнутое пространство, в котором ему было уютно и хорошо. Его ничто не отвлекало и не мешало размышлять. Он просто лежал на больничной койке, смотрел в потолок и впервые с тех пор, как ему в руки попало дело Подражателя, мог неспешно и как-то лениво о нём думать.
Эмигрант с двумя детьми прибыл в Америку как беженец максимум двадцать пять-тридцать лет назад, иначе к моменту обращения в полицию у него уже был бы вид на жительство, и его не посмели бы прогнать. Европеец, а скорее всего, не европеец, а житель одной из бывших советских республик, так как именно тогда развалилась эта страна, погрязшая в бандитизме и разрухе. Повальный нацизм, вспыхнувший в разрушенной стране, ненависть к русским и людям с деньгами, особенно в бывших советских республиках, погнала оттуда тысячи беженцев, спасающих свои жизни. Это ведь теперь становилось новой религией, и может об этом говорил ему мистер Браун, когда они встречались. Американцы гонят мексиканцев; украинцы, грузины, казахи, литовцы — русских; англичане — шотландцев; французы — немцев; и вероисповедание уже перестаёт иметь значение.
Все забыли, что у них один Бог, и начали борьбу за чистоту крови. Ворон тоже за что-то борется. За порядок, за свою личную гармонию, за одному ему понятную справедливость и слепые девушки — это его творения. Он мозг, он мыслитель, философ и человек с Библией в руках, которую он сам для себя и написал.
Роберт Браун тщательно скрывает свою национальность, но неожиданно для самого себя Уилл придумал, как её узнать. В его голове, хоть и оглушаемой болью в висках, но потрясающе чистой, созревали планы, вырисовывались схемы и ловушки, с помощью которых им удастся поймать настоящего Ворона и избавить мир от этого психопата. Он просто не мог знать все его мотивы, мысли и даже умозаключения, всё-таки Уилл был эмпат, а не телепат, но он смог увидеть его эмоциональную составляющую. Одна идея накладывалась на вторую, подправляя и корректируя план, и через два часа полной тишины профайлер уже знал, что он будет делать дальше. До этого момента у него был калейдоскоп из маньяков, теперь к этой карусели присоединились жертвы, факты, самоубийство Беделии, и вся эта неразбериха сложилась в аккуратную картину с чёткими линиями и правильными оттенками. Главный подозреваемый, который как кусочек пазла вошёл в это уравнение, вызывал удивление, но скорее привычное, чем шокирующее. Ему срочно требовалось с кем-то поделиться своими идеями, и он едва поборол в себе желание встать и уйти домой в эту же минуту.
Уилл медленно поднял правую руку и аккуратно потрогал повязку на левом плече. Ранение это ерунда, как на самом деле и физическая боль. Всё, что можно починить, залечить и постирать, всего лишь мелочи жизни, к которым он привык, но он ещё не сталкивался с тем, кто мог прибраться в его душе. Фредерик Чилтон назвал его психически больным человеком, Джек пользовался его эмпатией для поиска подражателя, считая её какой-то волшебной палочкой, указывающей нужное направление, и лишь Ганнибал понимал и принимал то, что это проклятие, ломающее его жизнь. Это стало сейчас модным, приписывать себе диагнозы, оправдывающие человеческое уныние. Куда ни глянь, кругом одни депрессии, сломленные судьбы, тяжёлое детство, и каждый второй вдруг стал интровертом и социопатом. Настоящие психические расстройства — это мука и боль, а не то, что кому-то стало грустно, он читает статьи о суициде и не согласен с мнением окружающих.
Это то, что нельзя остановить, и чему невозможно противиться.
Неторопливо и неотвратимо, совсем этого не желая, сознание Уилла качнулось вслед за ментальным маятником, и он мысленно перенёсся в свой собственный дом. Пошла обратная перемотка, он увидел себя, лежащего в луже крови, и уверенно стоящую перед ним Луизу. Баллончик с перцем, повязка на лице, закрывающая рот и нос, пистолеты в расслабленных руках и её полное спокойствие. Шаг назад, ещё шаг, вот она у закрытой двери, теперь у незашторенного окна и… Стоп. Зачем ей было заглядывать в окна? Как добралась сюда слепая девушка? И откуда такая уверенность в своих силах? Уилл услышал лёгкие шаги, хотя скорее почувствовал их, и понял, что она была не одна. Кто-то заботливо привёз её к дому, стоял рядом и дал понять, что она под присмотром. Кто-то сильный, непоколебимый и настолько свой, что она даже не переживала, что он не зашёл за ней следом. Уилл почувствовал страх Луизы, её отчаяние, превратившиеся в жестокость и равнодушие, и резко вырвался из видений, хватаясь за простреленное плечо. Сложившийся в голове пазл снова поехал краями, разваливаясь и собираясь во что-то непонятное.