Зоя открыла дверь в дом, и на нее хлынула теплая волна праздничных ароматов: газовая духовка работала весь день.
— Хватит по улице шарахаться. Ты мне в доме нужна, снимай шубу, — мать перекрикивала концерт на телевизоре и натирала свеклу на салат.
— Вот, — Зоя протянула ей бумажную стопку, — были в почтовом ящике.
— Положи на комод в спальне и возвращайся.
Зоя спустилась на кухню.
— Что мне нужно готовить?
— Ты думаешь, я тебе доверю готовку? Украшай гостиную, вырезай снежинки.
Разложив на кухонном столе цветную бумагу, ножницы, Зоя занялась делом. Мать ненадолго отвлеклась от терки, подошла к стене и оторвала последний листочек календаря, откуда Дед Мороз приветливо подмигивал и поздравлял граждан большой страны с наступающим Новым годом.
Дверь в сенях хлопнула: отец вернулся из универмага, где достал торт с розочками, лимонад, шампанское и апельсины, отстояв огромную очередь.
— Я сейчас уеду в деревню за матерью. Зойка, ты со мной?
— Нет, — ответила за нее Исталина, — она нужна мне дома.
Зоя очень любила кататься с отцом на его ласточке — зеленом «Москвиче». Особенно к бабушке. Это было настоящее трехчасовое путешествие! Обычно они брали с собой бутерброды и чай в термосе. Зоя сама настраивала радиоприемник в салоне автомобиля, и начиналось приключение. Маленькая машинка с выпученными глазами-фарами весело подскакивала на дороге, неся их среди полей и лесов.
«Могла бы и отпустить… Как будто специально хочет испортить настроение в праздник. Она же знает, как я люблю такие поездки!..», — сердилась Зоя, но посмотрев, как мама нарезает тыкву на салат, смягчилась. — «Ладно, раз ей требуется помощь, конечно, придется остаться. Подготовиться к такому большому празднику непросто».
Папа махнул на прощание рукой и вышел. Зоя хотела крикнуть ему вслед: «Нет! Подожди! Я с тобой!», но она только подошла к окну и отодвинула простенькие, накрахмаленные до хруста кухонные занавесочки. Отцовская машина удалялась по улице старинных особняков, мимо разрушенного большевиками храма Захария и Елизаветы, на крыше которого от заброшенности уже начала расти молодая поросль берез и мох. Еще мгновение, и фары скрылись за поворотом.
Когда на белых нитках под потолком закружились снежинки, Зоя принялась расставлять хрустальный сервиз, который целый год стоял в серванте и ждал своего часа. Она смотрела украдкой на мать, которая закончила готовить и теперь подписывала открытки родным.
— Не смей ходить с таким унылым лицом, это портит мне настроение, — сказала она, не отрываясь от поздравительных карточек.
«Я, наверное, бракованная, раз мама меня терпит и героически выносит. Надо как-то отработать ее старания и потраченные нервы», — подумала Зоя и улыбнулась через силу на замечание. — «Это же совсем не сложно — показывать радость, когда на душе грусть. Маме, конечно, тяжелее, она постоянно о нас заботится».
***
На улице зажужжал мотор.
«Приехали!» — Зоя чуть не задохнулась от радости, настолько неожиданно у нее перехватило дыхание. Она подскочила к окну и увидела фонари небольшой машинки возле ворот. Больше всего она ждала в гости любимую бабушку — Калерию Ксенофонтовну. Дверь открылась, и отец завел старушку, поставил ее сумки возле входа.
— Бабуля! — подбежала к ней Зоя.
— Привет, мой цветочек! Как подросла! А платье какое! Мама сшила?
— Да, это костюм Снежной Королевы.
Зоя закружилась, а старушка Калерия захлопала в ладоши.
— Ай, красавица! Высокая! Красивая! Ну, точно учительницей будешь, не меньше!
— Нет, я хочу стать швеей-мотористкой или закройщицей. Буду шить себе самые красивые наряды!
— Хорошая профессия, — одобрила бабушка.
— Ты думаешь у тебя получится? — рассмеялась над ней мать.
Зоя молча обернулась на нее, улыбка от радостной встречи сползла с лица. В душе зародилось зернышко сомнения — вдруг, и правда, это недостижимая мечта?
— Конечно, получится, — вмешался отец. — Я ей даже швейную машинку куплю, пусть тренируется. А ты, Исталина, ее научишь.
— Хм, не знаю, будет ли у меня на это время, — едва смогла унять смех мать.
Зоя молча отвернулась от нее и помогла снять бабушке пуховые платки и старую дубленку.
— Мама, оставайся в валенках, — заботливо сказал Ефим Петрович, — чтобы ноги не застудить.