Но как, как втолковать все это глупцу Дадоджону? Заладил свое — люблю и люблю, не могу, клятву давал… Видно, единственный выход — рассорить болвана с Наргис, а потом пустить в дело Шаддоду. Она девица смышленая, окрутит дурака так, что и пикнуть не успеет.
«Да, другого выхода нет, — решил Мулло Хокирох. И, со злорадством подумав: — Пусть проклятый кузнец подавится единственной дочкой», чуть не подскочил от радости: вот он, аргумент! Нельзя родниться с семьей, в которой один-единственный ребенок, — несчастная это семья, бог лишил ее своих милостей.
Мулло Хокирох заерзал и кашлянул, и Дадоджон поднял голову.
— Устали, ака? — спросил он.
— Нет, я не устал, просто задумался, — сказал Мулло Хокирох. — Меня поразили твои намерения. От родственников нельзя ничего скрывать. Все, что случается с одним из них, так или иначе касается их всех. Ну кто тебе роднее и ближе, чем я? Если бы ты раньше сказал, что тебе нравится дочь кузнеца, я тогда же предостерег бы тебя. Ведь она одна-единственная дочь! Ее родители больше никогда не имели детей. А ты знаешь, что это значит?.. Это значит, что всевышний отвернулся от этой семьи. Творец проклял ее род и не желает его продолжения. Твоя девушка обречена на бесплодие. Понимаешь, она не будет рожать, и ты хочешь, чтобы я женил тебя на ней? Тебя, своего единственного родного брата, которого я растил с малых лет и который дорог мне как сын. Да ты хоть подумай, что люди скажут! На них плюешь, родных ни во что не ставишь, тогда реши, понравится ли тебе жить без детей. Сомневаюсь. Будешь страдать всю жизнь. Ты должен жениться лишь на той, что достойна тебя и принесет тебе потомство.
Дадоджон выслушал со стиснутыми зубами.
— Ну, не смотри на меня так, — сказал Мулло Хокирох. — Я желаю тебе добра, о твоем счастье пекусь. Если нам не заботиться друг о друге, кто еще позаботится? Эх, Дадоджон, братишка… — вздохнул он и, теряя терпение, спросил: — Ну, чего ты молчишь?
— Мы же кончили этот разговор, — угрюмо произнес Дадоджон.
— Опять стоишь на своем?
— Я тоже не понимаю вас. Неужели и теперь, в сорок шестом году, когда мне двадцать два года, после того, как я прошел с боями полмира, не раз мог погибнуть и пролил свою кровь, — неужели я не могу жениться по собственной воле и устроить свою жизнь так, как желаю?!
— Нет, не можешь! — резко и зло сказал Мулло Хокирох. — Дать тебе волю, так ты завтра же женишься на дочери колхозного кузнеца. Только на эту глупость ты и способен. Не знаешь и знать не желаешь, что за тип этот кузнец и почему обречен и проклят его род.
— Да о каких проклятиях вы твердите? Кто в наше время поверит…
— Не богохульствуй! — прервал Мулло Хокирох.
Несколько минут в мехмонхоне царила тишина. Потом Мулло Хокирох заговорил опять тихим, вкрадчивым голосом:
— Пойми, мой родной, если ты возьмешь в жены единственную дочь кузнеца, то божий гнев перейдет и на тебя — и не видеть тебе потомства, как не увидел я, твой старший брат, — сказал он, и на его глаза набежали слезы.
Дадоджон уставился на него в изумлении. Впервые он видел старшего брата в слезах.
— Я не допущу этого! — продолжал Мулло Хокирох. — Я хочу, чтобы у тебя были дети, чтобы хоть ты продолжал наш род. Если бог наказал меня, не дав потомства, так пусть твои дети радуют меня в старости.
Было мгновение, когда у Дадоджона чуть не сорвалось с языка: «А чем прогневили бога вы?» Но Мулло Хокирох в этот самый миг всхлипнул, и Дадоджон отвернулся. Он ощутил щемящее чувство жалости, в горле защекотало, и его глаза увлажнились.
Война выбила из Дадоджона все, что так старательно внушал ему старший брат. И прежде всего — страх перед судьбой, перед волей творца. Но, увидев слезы брата, он вдруг испытал какое-то суеверное чувство: неужели, если девушка единственный ребенок в семье, от нее не будет потомства? Это ведь беда, несчастье!.. Если девушка обречена на бесплодие, то какую же семью с ней создашь? Действительно надо подумать… Ну, а любовь? Как же любовь?
— Акаджон, дорогой мой брат, — взмолился Дадоджон, — что же мне делать? Ведь мы с Наргис любим друг друга!
— Ничего страшного, — ответил Мулло Хокирох, разом отняв платок от глаз, которые он натер до красноты. — Женишься на другой, и постепенно все забудется. Любовные чувства и переживания — от молодости да дурости. Женитьба — это путь к достижению цели. Я женю тебя не просто так. Есть тут у меня одна мысль. Знаешь какая?
Дадоджон пожал плечами.
— Не понимаешь, еще не дорос, — ухмыльнулся Мулло Хокирох. — Мысль моя проста: я хочу, чтобы ты женился на сестре прокурора и стал председателем суда. Вот тогда я достигну своей цели и осуществлю все желания. Теперь тебе ясно?