– Вот об этом я и хотел поговорить, – бесстрастно сообщил Жмыхов. – Наслышан о твоей беде, наслышан, Гриша.
– О чем ты наслышан? – враждебно спросил хозяин. – С тех пор как меня из полиции поперли, ты и не зашел ко мне ни разу, да и вообще из города уехал. Говорят, ты в Зеленодольске процветаешь. Ну а я в полной заднице, понятно? Жена тяжело больна, на операцию четыреста тысяч надо, а я еле на сиделку зарабатываю. Сам-то сидеть не могу – тогда мы вообще с голоду сдохнем. Сторожем работаю в магазине через две ночи, а днями в охранном агентстве – там уж куда пошлют… Сегодня вот выходной, но мне уже на смену в магазин пора. Так что некогда мне с тобой собственные кости перемывать. Найди себе другого земляка для воспоминаний!
Он почти выкрикивал наболевшее, меняясь в лице. Андрею не понравился его настрой. Вести дела он предпочитал с людьми, не склонными к истерикам. Григорий Широков, впрочем, никогда раньше не был замечен в чем-то подобном, даже когда злоупотреблял спиртным. Конечно, жизненные ухабы кого угодно укачают, да и все равно лучшего кандидата для дела у Жмыхова на примете не было.
– Гриша, – сказал он проникновенно. – Я помочь тебе пришел. Именно потому, что все про тебя знаю. Есть шанс заработать на операцию для жены. Реальный шанс. Ну?
Широков выглядел озадаченным. Он машинально вытер руки фартуком, оглянулся назад в полутьму прихожей.
– Ты что, серьезно? – сдавленным голосом спросил он. – Я, знаешь, шуток теперь не понимаю.
– Я за триста километров не шутить ехал, – сухо ответил Жмыхов. – Только разговор это конфиденциальный. Здесь я его вести не намерен.
– Понимаю, понимаю, – забормотал, засуетился Широков. – Да, и у меня дома обстановка не та, конечно… Подмениться я уже не успею… Слушай, а давай так – я заступлю на смену, а ты подъезжай на Водопьянова, там в старые времена, может быть, помнишь, магазин школьных товаров был, а теперь автозапчастями торгуют. Вот я и сторожу железки, резину… Вообще там тихо, так что нам никто не помешает. А ты откуда про жену знаешь?
В глазах его, сделавшихся неожиданно беспомощными, светилась такая надежда, что Жмыхову стало не по себе.
– Земля слухом полнится, – буркнул он. – Я ведь не на другую планету улетел. Заезжал в Перекопск, да и земляков встречал. Извини, зай-ти все недосуг было. Сам знаешь, как это бывает. А сейчас вот взаимный интерес возник, я и пришел.
– Ну понятно, – кивнул Широков. – Жизнь есть жизнь. Так ты подгребай на Водопьянова часам к восьми. Зайди через двор к черному ходу. Там еще лампочка красная горит, и кнопка звонка сбоку. Ты позвони, а я открою.
Андрей ушел от Широкова в мрачных раздумьях. У него пропал аппетит, но он все-таки заставил себя зайти в кафе и съесть пережаренный бифштекс. Были опасения, что в кафе попадутся знакомые, но никого, кроме полупьяной молодежи, он там не встретил и к восьми часам отправился на улицу Водопьянова. Небо отгромыхало, так и не разразившись дождем, и гроза перебралась куда-то за город, посверкивая зарницами. Видимо, это было временное отступление, потому что в городе к вечеру вновь стояла духота, от которой разламывалась голова и нечем было дышать.
Весь взмокший и злой, Жмыхов добрался до места. Широков ждал его и сразу провел к себе в подсобку, где стоял топчан и стол со следами скудного ужина – электрический чайник, коробка с заваркой в пакетиках и хлебные крошки.
– Чаю хочешь? – поинтересовался Широков, приглашая гостя присесть на топчан.
Жмыхов от угощения отказался и, вытирая вспотевший лоб платком, приступил к делу. Он рассказал Широкову все, избегая лишь озвучивать настоящие фамилии. Пока это было ни к чему. Но подробности плана по отжиму наследства изложил полностью и в циничной форме. Ему хотелось, чтобы Широков не питал никаких иллюзий насчет своей роли. Закончив, Андрей снова отер лоб. Он был весь в поту, будто все это время перетаскивал тяжести.
– Вот такие дела, Гриша! – закончил он. – Не знаю, как ты на это посмотришь, но это реальные деньги. Такую сумму тебе вовек не заработать. А так и жене поможешь, и самому останется. Хорошо сыграешь роль, в обиде не останешься.
Широков в ответ долго молчал, уставившись в пол. Потом поднял голову и с усмешкой спросил:
– А если откажусь? Что ж ты не предупредил, что будет со мной, если откажусь? Взять с меня нечего, значит, убьете?
Жмыхов поморщился.
– Что ты, ей-богу!.. Как будто в тылу врага, а кругом немцы… Я вроде на убийцу не похож. Да и потом, какой тебе смысл отказываться? Будешь дальше горбатиться да клясть себя, что не согласился? Ты же умный мужик. Я потому про тебя и подумал…