На протяжении месяца я спала в маминой комнате, чтобы, если вдруг понадобится помощь, я была рядом. Засыпая в неудобном кресле, я не видела снов, лишь тревожно прислушивалась к звукам в комнате, а наутро шла работать вместе с остальными слугами, оставляя с мамой нашу состоятельную соседку, мамину подругу. Миссис Коулсон была не против, ведь у нее не было никаких важных занятий ввиду ее высокого дохода и скудного ума. Потому она приходила к нам, строя до ужаса страдальческое лицо. Ей было интересно жить в скорби, делая вид, что она страдает не меньше меня. Я не нарушала ее безобидные постановки, наблюдая за искусственными слезами. Мне была нужна ее помощь, потому приходилось мириться со всем остальным.
Вечером, когда я возвращалась с фермы, она убегала домой, где наверняка рассказывала своему доброму мужу о том, насколько поплохело ее драгоценной подруге, и как же ей, миссис Коулсон, жаль несчастную миссис Дин. А потом они забывали об этом, занимаясь своими обыденными делами. Я же старалась сдержать свои слезы, чтобы мама, очнувшаясь от бреда, не заметила их.
Когда доктор, пришедший в последний раз, сказал, что надежды нет, я написала ответное письмо мисс Тобс, моей тете, где сообщила, что приеду сразу, после маменькиных похорон.
И они не задержались. В последний раз мама очнулась от бреда в субботний вечер, уверила меня, что все хорошо, и она будет наблюдать за мной рядом с папой. А после уснула, больше не проснувшись.
Собирать вещи было тяжелее всего. Хотелось взять что-то мамино, в память о ней, потому, упаковав в чемодан ее любимую шаль, я расплакалась, упав на ее кровать. Будучи маленькой, я часто забиралась к ней под одеяло и вдыхала свежий аромат ее длинных, шелковистых волос. Подушка все еще была наполнена этим запахом вперемешку с по́том и смертью. Жадно наполняя лёгкие, я пыталась навсегда запомнить этот мамин запах, хотя и прекрасно понимала, что пройдет день, второй, и он навсегда выветрится из моей памяти.
Миссис Коулсон, добрая женщина, купила часть нашей фермы, пообещав, что позаботится обо всем остальном, отправив мне деньги с продажи второй половины. Те деньги, что я получила от нее ранее, пришлось отдать слугам в качестве расчета.
Я была благодарна миссис Коулсон даже не смотря на её навязчивость. Она не отходила от меня вплоть до моего отъезда, и даже вызвалась проводить до города, откуда отправлялся диллижанс. Но её докучливость была как никогда нужна мне в тот момент, и я искренне благодарила ее всю дорогу до гостиницы, где она заботливо накормила меня обедом, после чего усадила в карету, наполовину набитую людьми.
Извозчик загромоздил мои чемоданы на крышу диллижанса, я попрощалась с миссис Коулсон, которая, вновь расплакавшись, пожелала мне удачи и попросила непременно написать по приезду.
Так начался мой долгий путь до поместья, где работала моя тетушка Френсис Тобс.
Мне приходилось видеть ее однажды, десять лет назад, когда мне было лишь девять. Она приезжала к маме с недолгим визитом, привезла мне премиленькое платьице, погостила три дня и уехала. Я мало что запомнила с той встречи; в памяти отпечатались ее серьезные черты лица и улыбка, столь редко касающаяся ее губ. Тогда это была серьезная женщина, лицо которой только-только тронула наступающая старость.
Я не была уверена, узнаю ли ее сейчас, и узнает ли она меня, но предчувствие уверяло меня — все будет хорошо.
Всю дорогу до графства погода стояла чудесной, что значительно ускоряло наше путешествие.
Чем дальше от дома я оказывалась, тем больше редел диллижанс. Люди покидали карету у маленьких деревушек, отправляясь домой, а я продолжала ехать дальше, уставшая от дороги.
Остановки у гостиниц давали возможность перевести дух и мне, и лошадям. А потом снова нас ждала долгая дорога.
Через неделю мы добрались до графства, и я выдохнула. Осталось немного.
Извозчик довез меня до поместья, пожелал удачи и умчался прочь, оставляя меня одну посреди пустынных полей, над которыми возвышался темный, пугающий дом. Его окружали высокие, железные ворота, обросшие, как и стены поместья, плющом. Но стоило отдать должное хозяину и слугам, ведь дорожки внутри были аккуратными, обсаженными вокруг яркими цветами разных мастей, кусты заботливо острижены, а все инструменты стояли по своим местам. Было заметно, что хозяин рьяно пытался облагородить это темное, обветшалое поместье аккуратностью своего сада. Сам дом, большой, техэтажный, выглядел пустым. Название поместья — "Воронье Гнездо" — ярко описывало его. Я искренне надеялась, что хозяин его не будет таким же мрачным и пугающим.