— Будем считать, что так. Места в лодке мало, — как бы раскаявшись в том, что бросил своих работников, произнес я и поинтересовался, хотя знал ответ: — В Ур плывешь или дальше?
— В Вавилон, — ответил купец.
— Сколько возьмешь дотуда? — спросил я.
— Три шиклу серебра, — не задумываясь, ответил он.
— Слишком дорого. Я и так потерял почти все. Ты сам можешь оказаться в такой же ситуации, так что будь милостив, удовлетворись одним обычным шиклу, — изобразил я купца, привыкшего торговаться.
В Вавилоне, кроме ходившего по всей Ассирийской империи серебряного шиклу весом восемь целых и четыре десятых грамма, имелись и собственные, завезенные депортированными иудеями, легкие весом одиннадцать и три десятых грамма и тяжелые двойные.
— Будь по-твоему, — согласился он и предложил: — В полдень остановимся на отдых, переберешься ко мне на галеру, расскажешь, куда плавал, чем торговал.
Это я запросто! Навешаю столько лапши, что уши обвиснут.
Купца звали Мардукшумибни. Мы с ним расположились под навесом, выпили ячменного эля, который вавилоняне сейчас называют сикера, из бронзовых чаш с барельефом в виде рыб двух размеров — большая с загнутым хвостом и маленькая с ровным, которые чередовались. Позвал он меня не для того, чтобы послушать, а чтобы самому порассказывать. Как купец признался, был первым в своем роду, занявшимся этим видом деятельности. Его отец владел тремя полями, которые были разделены между тремя сыновьями, дед одним маленьким, а о прадеде промолчал, хотя принято помнить родню по мужской линии, как минимум, до седьмого колена. Наверное, был батраком, если не рабом. Мардукшумибни, как самый младший, получил самое маленькое, дедовское, взял под него кредит на год, провернул несколько торговых операций, расплатился с долгом и заимел оборотный капитал. Теперь вот владеет галерой и торгует с Сузами, возит туда изделия вавилонских ремесленников, а обратно в основном сырье: кожи, шерстяную пряжу, дубовые и ясеневые доски и жерди, сырцовое железо… За теплый сезон успевает сделать три-четыре ходки, как торговля пойдет.
В ответ я коротко поведал, что возил зерно в Дильмун, а оттуда благовония и специи, доставленные из неведомых мне стран. Хотелось найти их, но одному опасно плыть так далеко, а компаньонов не смог найти. Теперь уже и искать не надо, потому что придется начинать сначала.
— Привози зерно к нам, — предложил Мардукшумибни. — Сведу тебя с зерноторговцами.
— Мне теперь в Халеб нет хода, пока денег не наберу на возврат долгов, — покаялся я. — Наверное, осяду в Вавилоне.
— Да, в нашем деле всякое бывает, — с сочувствием произнес он и принялся рассказывать истории, как его коллеги взлетали высоко и падали низко, причем знал таких множество.
Я цедил ячменную бражку и делал вид, что внимательно слушаю. Это легче, чем грести веслами.
2
Купец Мардукшумибни обитал в Новом городе, как сейчас называли бывшую Западную часть, в южной половине Кумари неподалеку ворот, именуемых в честь бога солнца Шамашу, потому что дорога от них вела в Ларсу, где он был главным. На внешнем берегу рва-канала наискось от них было что-то типа грузового порта. Там уже стояли под выгрузкой пара келек — плотов из надутых кожаных бурдюков, на которых привезли зерно в мешках, и одна круглая гуфа — тоже разновидность плота: каркас из загнутых жердей и лозы обтянут сшитыми воловьими шкурами. Дно выстилают толстым слоем соломы и сверху кладут груз и рядом располагают одного осла или несколько, в зависимости от грузоподъемности, которая порой превышает сто тонн. Сплавляются гуфы по течению с Армянского нагорья. Два рулевых с веслом стоят на противоположных концах, подруливают. По каналам их буксируют ослы, высаженные на берег. Один рулевой ведет животных, второй управляет гуфой. По прибытию к месту назначения продают привезенное и свое судно, все сразу или по частям, закупают на вырученные деньги дорогие и/или легкие товары, грузят на ослов и, пристроившись к купеческому каравану, по суше возвращаются домой. Эта гуфа была тонн на сорок, привезла дубовые доски, большие глиняные кувшины с вином и трех ослов, которые стояли сейчас в тени пакгауза, привязанные к коновязи, жевали меланхолично ячменную солому из охапки, брошенной на землю у стены.
Была уже вторая половина дня, поэтому купец Мардукшумибни, ошвартовав свою галеру к пристани и назначив ночных вахтенных, отправился в город с остальными членами экипажа и мной. Пока плыли сюда, мы договорились, что сниму у него дом с рабыней служанкой за машшарту (месячную выплату) в треть шиклу серебра и возможность выкупить со временем за четыре манну. Охрана на воротах в стене высотой метра двадцать четыре — десятка полтора воинов в чешуйчатых доспехах, вооруженные копьями и кинжалами — не обратила внимания на меня и мое оружие, только на арбалет, как на диковинку, приняла за одного из людей купца, с которым поздоровались, как со старым знакомым. Тоннель был длиной метров семь, и в нем воняло ослиной мочой. Подумал, что бензин ей разводят, но такого горючего пока нет. Мардукшумибни зашел во второй от ворот и довольно большой двухэтажный дом вместе с членами экипажа, которые несли его вещи, задержался там минут на пятнадцать.