Темно-зеленый взгляд снова обратился на него.
— Не смей переводить на меня стрелки. Это не я побежала на свидание с другим.
— То, что я сделал, было неправильно, признаю. Но я не довел все до логического конца. Я не смог. И даже если это не оправдывает меня…
— Чертовски верно, не оправдывает! Сейчас ты — лжец. Для меня ты навсегда останешься лжецом…
На него внезапно и без предупреждения обрушилась правда.
— Моя мать умерла. Ты вообще заметила это? Остановилась на мгновенье, чтобы подумать об этом?
Она казалась ошеломленной.
— Какое отношение к происходящему имеет Дева-Летописеца?
Вишес медленно покачал головой.
— Ты ни разу не спросила, что я чувствую. Не спросила, как я выяснил, что она умерла.
Джейн снова отвела взгляд. Посмотрела на него.
— Я не думала, что это тревожило тебя. Ты вел себя так, будто ничего не произошло. Ты ненавидел ее.
— Ключевой момент: ты не спросила.
Джейн потерла лицо с, вроде как, раздражением. Терла и терла.
— Вишес, послушай, тебя не так легко прочесть, ты не эмоционален. Такое ощущение, что ты винишь меня в том, что составляет твою суть. Как я могла узнать…
— Я был на том складе с моими братьями и Ублюдками. Я побывал в гребаной резне, которая могла закончиться вообще иным образом. Ты так и не спросила, как это было. Ты не села рядом со мной…
— Это дела Братства! Вы не говорите о своих делах, никогда! — Она вскинула руки. — Ты должен посмотреть на все с моей стороны. Ты обвиняешь меня в том, что я бросила тебя, в то время как все я всего лишь следовала твоему примеру. Ты никогда не обсуждаешь со мной сражения. Не рассказываешь мне о войне. Ты исчезаешь за своими компьютерами, используя их вместо камуфляжа. Что мне оставалось? Сидеть на диване напротив тебя и вышивать, пока ты удостоишь меня возможностью спросить, что тебя гложет? На хрен это дерьмо из пятидесятых. Если ты хотел домашнего питомца, стоило завести кота.
— Джейн, да пофиг. Ты возвращаешься домой спустя пятнадцать-восемнадцать часов работы. Убитая, едва волоча ноги, с глазами «в кучку». Ты и не вспомнишь, сколько раз я укладывал тебя в кровать после того, как ты вырубалась на том диване…
— Мои пациенты — не чужие люди. Я лечу твою семью.
— Ты — моя супруга. Была, по крайней мере. В последнее время тебя даже не назовешь соседкой по комнате.
Джейн сузила глаза.
— Ты хотя бы на мгновение можешь предположить, если прервешь свою эпическую тираду, каково это будет для меня — потерять кого-то из братьев и солдат в свою смену? Не заботиться о них должным образом? Принять неверное решение, хотя я не всегда владею нужной информацией или всеми ответами? Ты снаружи сражаешься с Обществом Лессенинг, я же занимаюсь зачисткой последствий, и уж лучше я буду хреновой женой для тебя, чем плохим врачом, когда они умирают.
Ви скрестил руки на груди и кивнул.
— Ты вполне четко обозначила свои приоритеты. Я знаком с ними.
— И не получив желаемого, справляешься с этим просто шикарно, достойно уважения. Если тебе есть, о чем поговорить, почему бы просто не завести разговор?
— Проверь сообщения.
— Я никогда не игнорирую твои сообщения.
— Уверена в этом?
— Да. Я всегда отвечаю тебе.
Уставившись на нее, он совсем не узнавал себя. Он не понимал, как превратился в эту выгребную яму сумбура и гнева, он всегда был стальным кинжалом, а сейчас представлял собой пластмассовый ножик для масла. Одно он знал точно — он так больше не может.
Он не был попрошайкой. Он — не тряпка. И в этой ситуации он — не жертва… Джейн — тоже. Они — двое людей, которые пошли раздельными путями, сотня последовательно принятых решений все сильнее отдаляла их от их отношений, вместо того, чтобы сближать.
Его глупый поступок просто осветил ситуацию, и чувства, которые они испытывали и сейчас выговаривали, — результат того, что они наконец-то осознали масштаб проблем.
— Я кричу, Джейн. — Он указал на свою голову. — Вот здесь, я кричу и схожу с ума. Мне столько не вынести, и в прошлом я знал, что поможет мне пережить происходящее, пока все не утихнет. И это сто процентов не разговоры, и знаешь что? Ты — единственный человек, кому я могу сказать об этом. Я судорожно пытаюсь взять себя в руки и не горжусь этим… я это ненавижу, черт подери. Но я должен функционировать, понимаешь? Я не могу подвести Рофа и Братство. Я должен выходить на поле боя, быть начеку, делать свою работу и это… — он указал пальцем на свой череп, — должно вернуться в строй. Я не тронул ее. Когда дошло до этого, я не смог, но не потому, что это неправильно с точки зрения морали, а потому, что я хочу быть с тобой. Ненавидь меня за неверное решение, принятое в приступе отчаяния, если так тебе будет проще, но я не трахал ее и никогда не сделаю это снова.