Близнецы смотрели вперед, были подвижны только взгляды, все остальное застыло словно в статике. Они не моргали. Не дышали. Ни одного лишнего движения.
Джейн взглянула на пациента, чувствуя сокрушительную печаль. Хотя разум говорил ей, что она сделала все, что могла, сердце же рассматривало подобный исход как ее личную неудачу.
– Мне очень жаль.
После долгого молчания Эрик ответил без эмоций:
– Мы сделаем все, что нужно.
Глава 3
Сидя за рулем арендованного автомобиля, Витория Бенлуи изнывала от нетерпения. Долгая, очень долгая выдалась дорога. Длинный путь к этому северному штату Америки. Каким бестолковым был ее переезд оттуда, где она всегда жила, в место, где ей положено находиться.
По крайней мере, ее путь окончен.
Впереди, на острове, над уровнем моря возвышался пункт назначения, величественный дом расположился на подъеме как яркое заявление о том, что материальные ценности в процессе старения приобретали оттенок почтенности вместо претенциозности.
Особняк ее брата Рикардо не мог быть другим. Поднявшись с низов, он самоутверждался за счет всеобъемлющей иллюзии ложного аристократизма и зажиточности. Новый дом не для него. Никаких кричащих автомобилей. Чванливой европейской псевдоэлитарности.
Так, кажется, называли это американцы.
Даже для своего легального бизнеса, который служил прикрытием для основного, приносящего прибыль, он выбрал художественную галерею. Не строительство, совсем нет. Не вывоз мусора, не затворение цемента. Это должно было быть искусство.
Современная скульптура и живопись, насколько она знала, и Витория вполне понимала, почему он сделал исключение, несмотря на свою любовь к старине. Продавая работы современных художников намного проще отмывать деньги, ведь их цена более подвержена субъективности, чем творения старых мастеров и импрессионистов, где ценообразование было более очевидным.
Подъезжая к территории Рикардо, она свернула налево к большой реке, съехав на ровную расчищенную дорожку, краем глаза отмечая занесенную снегом лужайку, невысокую каменную ограду, сдерживающую подступающий лесной массив, возвышающийся особняк. Он был больше, чем казался издалека, и, подъехав к нему и припарковавшись перед парадным входом, Витория ощутила на себе неодобрительные, осуждающие взгляды современных скульптур, опоясывающих особняк.
Это – брат в ее голове. Ее семья говорит через ее совесть. Ее традиции глубоко в душе.
В конце концов, это недостойно ее. Незамужняя женщина, одна в мире, которая ищет мести.
Да, это так. Семья Бенлуи никогда не жила богато. По крайней мере, пока не появился Рикардо. Но это не значило, что у них не было своих правил. Стандартов. Ожиданий. Для женщин, разумеется. Мужчинам позволялось проявлять себя, поступать, как они хотели, полная свобода действий.
Но не для сестры, не для дочери.
По крайней мере, их родители мертвы, и ее не волновало мнение остальной родни. Более того, вот он, ее шанс.
Она всю жизнь ждала этого. Тридцать пять несчастных лет в постоянных сражениях за право получить образование, отказ от брака, за возможность быть той, кем она хотела быть, вопреки представлениям остальных.
Витория заглушила двигатель и вышла. Холодно, как же холодно. Она возненавидит жизнь здесь, будет скорбеть по теплу и влажности родной Колумбии.
Оглянувшись по сторонам, она отметила, что снег расчистили до самой блестящей двери и за домом, до отдельно стоящего строения, похожего на гараж. Кто–то может посчитать, что ее брат до сих пор жив, но не она.
Он не выходил на связь почти год… и, очевидно, этим имуществом управляли по доверенности и поддерживали в должном виде, будто хозяин был на самом деле жив.
Но деньги заканчивались, поэтому она приехала. Первые несколько месяцев, когда от Рикардо и Эдуардо не было слышно ни слова, она гадала, беспокоилась, тревожилась за братьев. Но с течением времени к ней устремился поток недовольных клиентов, и она начала разрабатывать план.
Если Рикардо мог заниматься наркоторговлей через океан, почему не сможет она? А потом возник финансовый вопрос. Ее брат ожидал, что она займется управлением их собственностью в Южной Америке, учитывая ее неудачу на истинно женском поприще – стать женой и матерью… и ведение подобного хозяйства стоило больших денег. Счета таяли на глазах.
Нет, оба ее брата были мертвы, и она должна сделать все необходимое, чтобы выжить… несмотря на риски.
Достав ключ из сумочки от «Шанель», Витория подошла к украшенной орнаментом старинной двери, и вставила длину с зазубринами в скважину. Поворот, другой, и вот она…
Сигнализация сработала в то мгновение, когда она толкнула дверь, и она оставила ее широко распахнутой, направившись на звук через темные, душные комнаты, опираясь лишь на тусклый свет снаружи. Она нашла пульт сигнализации в профессиональной кухне, возле прочной двери, выходившей, по всей видимости, во двор.
Она ввела код, который обязательно сработает.
И он подошел.
Дата рождения их матери, месяц, день и год. Восемь цифр, известных лишь им троим. Прямолинейная, требовательная женщина, рьяная католичка не терпела сантиментов, но Рикардо приносил ей цветок каждый год в один и тот же день, и она не выбрасывала его, что было ей совсем несвойственно.
Этот код к охранной системе особняка был очевидной ниточкой к его тяжелому детству. Мерой, показывающей, как высоко он поднялся. Плевок в сторону неодобрения, под гнетом которого они росли.
Их детство было трудным испытанием на выносливость, для всех троих. С другой стороны, мама растила их одна, без мужа, постоянной работы, крыши над головой. В таких реалиях не было места нелепым выходкам или поблажкам… но были четки, «Аве Мария» и исповеди.
Но с этим покончено.
Когда сирена замолкла, Витория более праздной походкой вернулась к парадному входу, не торопясь, оценивая вид и стоимость антикварных кресел и персидских ковров, вычурных столиков и картин с изображениями чьих–то предков. Было невозможно не проводить параллель с тем, какой Рикардо всегда видел ее. Как и с картинами и антиквариатом, ее роль в его жизни – оставаться там, куда ее определили, без вопросов и возражений. Ее благодетель была частью его иллюзии, безгрешная сестренка как еще один слой, скрывающий его истинное происхождение.
Она помедлила, а потом и вовсе остановилась перед бронзовой статуэткой, наверняка вышедшей из–под руки Дега. Лишь один художник мог сделать нечто столь прекрасное, поражающее воздушностью несмотря на реальную тяжесть.
Витория задумчиво разглядывала балерину, размышляя о том, что Рикардо, возможно, считал статуэтку дочерью, которой у него никогда не было. Определенно такая ставка надежней живого и смертного отпрыска.
Вперед, вперед, к открытой двери.
Мгновение она просто стояла там… и уже потом поняла, что ждет, когда прибежит дворецкий и принесет ее багаж из арендованного автомобиля.
Как бы она не высмеивала Рикардо за его тягу к роскоши, она тоже стала заложницей комфорта. В изобилии жить приятней, чем без оного.
Ей понадобятся люди. Она не справится одна.
К счастью, деньги решают все, не так ли?
Упершись руками в бедра, Витория окинула взглядом нетронутый снежный покров на огромной лужайке. Словно Рикардо навечно запретил всем оленям и грызунам тревожить девственный зимний ландшафт. Он вполне способен на такое. Имидж превыше всего.
Запрокинув голову, она посмотрела в ночное небо, на яркую, полную луну.
– Братья, я отомщу за вас, – сказала Витория небесам. – Я выясню, кто убил вас и позабочусь обо всем, как бы вы этого и хотели.
Ее улыбка была ленивой и надолго не задержалась.
На самом деле, Рикардо был бы против. Он бы не одобрил ее замыслы. Но это – его проблема, не ее… и, учитывая, что он уже мертв, это даже и не его проблема.