Уже в доме он догадался посмотреть на часы. Было около девяти, все магазины еще закрыты. Хорошенько поразмыслив, Гарри решил задержаться до ленча: он не знал, сколько времени займет подбор линз, да и ехать достаточно далеко: судя по адресу, салон где-то в Кройдоне.
После ленча Гарри не захотел тратить время на такси или метро и попросил Кричера перенести его в скверик рядом с домом Дурслей. Полчаса спустя он уже стоял перед салоном. Рецепт на очки, выданный в больнице, не подошел, и ему пришлось вместо покупки линз идти на прием к офтальмологу. Обследование заняло порядочно времени, рецепт пообещали только через два дня. На Гриммо Поттер вернулся только к обеду.
К двум часам пришла Флер с кучей идей, свитков пергамента и бумаг. Она очень рьяно взялась за свои обязанности поверенного Гарри Поттера (Билл за ужином в Норе ему в шутку пожаловался, что обожаемая жена закопалась в бумаги на всю неделю и даже кончика носа не казала, но было видно, что он гордится любимой). За час они решили только самые неотложные вопросы, а все остальные перенесли на послезавтра. Потом Гарри поспешил Министерство, чуть не забыв при этом палочку.
Когда мисс Элизабет Брайтвейт пришла в оговоренное время, Министр Шеклболт и советник Министра Поттер уже были на месте. Разговор с журналисткой занял более двух часов и прошел без эксцессов. Ну, почти… Бетти заметила и тяжелый взгляд Министра, бросаемый им всякий раз, когда говорил Поттер, и несколько напряженное внимание, с которым темнокожий маг слушал юношу, и едва заметную отрепетированность ответов. Позже, в курилке редакции, она поделилась своими наблюдениями с коллегами, после чего в журналистских кругах и пошли слухи о напряженных отношениях Министра и советника.
Сам Гарри пережил этот допрос гораздо легче, чем мог себе представить. Бетти, конечно, спрашивала про его дальнейшие планы, есть ли у него фамилиар или домашний питомец и тому подобное, но это было в конце. Основные вопросы шли про политику, суды и Пожирателей. Поттер говорил столько, что с непривычки слегка охрип. По завершению разговора Бетти поблагодарила за уделенное время и выразила надежду, что эта встреча не последняя. Надеждам не было суждено сбыться: июньское интервью, данное Гарри Поттером, было первым и последним. Следующей статьей мисс Брайтвейт, посвященной Поттеру, был некролог.
Пресса не оставит Гарри даже в посмертии. Два раза в год, на годовщину Битвы за Хогвартс в мае и Дни Памяти Потера в июле, будут выходить статьи о нем за разным авторством. В год его двадцатипятилетия выйдет даже его биография. Франко ее купил по случаю и весь вечер смеялся над пафосной чушью, напечатанной в ало-золотом томике, а потом яростно его сжег при помощи Инсендо, не оставив даже пепла: правда и домыслы смешались в такую дикую смесь, что книга дала бы фору опусам Скитер, но на обложке стояли имена Денниса Криви, Джинни Уизли и Гермионы Уизли.
4. Июнь. Часть 4. Выходные
Кто бы ни был консультантом Шеклболта по связям с общественностью, он крепко знал свое дело. Франко почти уверен, что этот кто-то — магл, профессиональный релайтер с Даунинг-стрит, уж больно легко Министр сумел сгладить противоречия между поборниками чистоты крови и маглорожденными, да и так канонизировать светлый образ героя вряд ли бы сам догадался.
Интервью Гарри Поттера вышло точно вовремя, общественность получила ответы раньше вопросов, а потому оправдательный вердикт Визенгамонта для Драко Малфоя не вызвал тот резонанс, который мог бы. Малфой-младший был фактически провозглашен эдаким темным рыцарем без страха и упрека, жертвой обстоятельств, хорошим юношей (на мальчика долговязый Хорек уже не тянул), попавшим в дурную компанию, но страстно любящим мать — то есть тем, кто заслуживал руки помощи от национального героя и не заслуживал срока в Азкабане. К чести белобрысого, слыша весь этот бред из уст защиты, он сделал непроницаемое лицо в лучших традициях собственного декана и папеньки и опускал очи долу. Рон, например, был не толь сдержан, но рядом была Гермиона, удержавшая своего парня на месте парой фраз и цепкой хваткой за предплечье. Какой докси их покусал, что они решили прийти на слушание, Франко не знает до сих пор: на тот момент Гарри все было глубоко пофиг, он едва осознавал себя в пространстве, а последние силы тратились на связные ответы и на уверенные и четкие движения. Выражение его лица на колдографии, сделанной репортерами на выходе из зала, могло поспорить по бесстрастности с малфоевским.