Когда Андромеда Тонкс проснулась утром, то обнаружила в детской улыбающегося во сне внука и его крестного, свернувшегося в клубочек в кресле. О произошедшем ночью она так и не узнает, а улучшившееся самочувствие не заметила, занятая заботой о внуке. Внук, кстати, на следующий день устроил всем сюрприз, стихийным выплеском магии притянув к себе любимые игрушки. Женщина тогда еще удивилась, мол, рановато, три месяца, как у образцового чистокровного малыша. Но настоящее удивление Андромеда Тонкс испытала месяц спустя, застав на пейзаже рядом с кроваткой внука Кастора и Проциона Блэков (тех еще ревнителей чистоты крови), воркующих над малышом. Увидев застывшую на пороге женщину, они ворчливо попеняли, мол, жаль, что у такого хорошего малыша нет «звездного» имени, непорядок это. На вопрос, а что они, собственно, забыли в доме предательницы крови и изгнанной из рода, спесивые хрычи, ни капли не смущаясь, ответили, что «должны же они были увидеть ребенка, которому один непутевый зеленоглазый мальчишка умудрился оставить в наследство все имущество рода Блэк».
Франко эту историю поведали сами портреты, когда он недавно заглянул в галерею рода. Кстати, тем, что ни в прошлом, ни в нынешнем имени главы рода нет «звездного», нарисованные предки также не слишком довольны. Узнав, что миддлнейм Франко себе придумать забыл, портреты с головой ушли в бурную дискуссию, выбирая, какое имя подходит нынешнему беспутному главе. Спорят до сих пор, обещали прислать Кричера, когда выберут.
8. Середина июля. Неприятности продолжаются
В сущности, то, что утро понедельника Поттер встретил с больной головой, заложенным носом, дикой слабостью и абсолютной неспособностью сказать хоть слово, было абсолютно закономерным. И дело было не в попадании под ливень и не в игре в хэкисэк до упаду накануне, нет, все было гораздо проще: Андромеда Тонкс не зря предостерегала Гарри от проведения каких-либо ритуалов и обрядов в доме Блэков. Они действительно были опасны даже для чистокровных, прежде всего так называемым «откатом».
Откат мог проявиться в произвольной форме и зависел от потенциала волшебника или волшебников, которые принимали участие в обряде. Чем больше магов участвовало, тем слабее был откат. Тот тип обрядов, который провел Поттер, подразумевал, что вся мощь отката обрушится на него одного. В случае Гарри все было усугублено нестабильностью магического ядра, которая, как бы ни мечтал об этом юноша, никуда не делась. Для Поттера все это вылилось в простуду, которая ничем не лечилась. Магические средства только ухудшали состояние, а магловские — всего лишь снимали симптомы. Сама простуда в дальнейшем грозилась вылиться в хронический бронхит и осложнения на сердце, которые быстро свели бы самоуверенного идиота в могилу. Все это рассказывала Поттеру, тогда уже (и еще) Фрэнку, Мод, готовя юношу к одному малоизвестному темномагическому ритуалу очищения. Надо ли говорить, что сам Фрэнк в тот момент лежал распятым на каменном алтаре без единой нитки на теле и залитый кровью жертвенных животных. Тогда же и выяснилось, что «у Поттера все не как у людей», и участвовать в каком бы то ни было темномагическом обряде напрямую ему категорически противопоказано в виду полной непредсказуемости результатов: вместо заживших шрамов от Авады, крестража и укуса Нагайны с юноши полностью слезла кожа, будто его освежевали заживо, он сорвал голос, ослеп где-то на месяц и почти на год потерял магию. Франко потом почти полгода потратил на восстановление, заново учась ходить, говорить и видеть, заодно помогая старой ведьме по хозяйству по мере сил. Своим нездоровым видом он пугал местных, порождая слухи, что Старуха таки сотворила себе в помощь зомби, убив хорошенького гринго, приехавшего к ней с ее внучатым племянником. В памяти жителей Сент-Франсисвилля он до сих пор так и остался Фрэнки-Зомби, героем тех баек, которыми пугают друг друга подростки у костра. Когда Франко навещал Мод в последний раз, водила-дальнобойщик пересказал парочку. Было забавно. С тех пор Франко стал коллекционировать байки и шутки о себе любимом, особенно он ценит анекдоты о Гарри Поттере. Еще он любит их рассказывать.
Однако ни о чем подобном Гарри Поттер в то дождливое утро даже не подозревал. Его единственным желанием было сделать так, чтоб его бедная голова перестала притворяться кипящим чайником.
Вечер субботы он провел у Дурслей, а в воскресенье Дадли познакомил его с тем самым Флипом и его компанией. Компания оказалась весьма разношерстной и собралась около секции по боксу, куда в мае записался Большой Ди. Сам Флип был из оседлых пэйви, драться умел и любил, а круг его знакомых включал в себя не только Дадли Дурсля, мальчика из законопослушной семьи среднего достатка или мистера Дойла, тренера их секции и полицейского в отставке, но и неведомое количество бродяг, хиппи и прочих маргинальных личностей. Кузен-доходяга крепыша Дадли его совершенно не впечатлил, но, когда тот отказался принять участие в общей забаве с мячиком, смущенно признавшись, что не умеет, великодушно согласился провести экспресс-курс. Быстро выяснив, что с реакцией и координацией у паренька все отлично, Флип показал ему несколько приемов и движений. Следующие несколько часов они самозабвенно перекидывали мячик, и даже втащили в круг Дадли. Потом погода резко испортилась, подул сильный ветер, и, не успели разгоряченные игрой парни обернуться, как хлынул настоящий ливень. Пока Гарри добежал до укромного закутка между домами, чтоб аппарировать, он вымок до нитки. Он, конечно, не успел сильно продрогнуть, но, видимо, те несколько минут под дождем и ветром сделали свое черное дело.