Поттер последнюю реплику мадам отравительницы пропустил мимо ушей, читая про процесс обливиации и методы затирания следов корректировки памяти. Ничего утешительного, для любого способа затирания следов было необходимо время, а его у Гарри не было. Вот почему Дадли не маг и не может дать Нерушимый Обет? Его ведь нельзя обойти ни зельем, ни легилименцией! А есть ли аналог подобного для маглов?
— Леди Элладора, вы случайно не знаете, существует ли для маглов обряд вроде Нерушимого Обета?
— Ересь какая! Чтобы магл не выдал информацию, ему можно убить или стереть память. Большего никогда не требовалось!
— А вот теперь требуется! Как вы правильно догадались, я дал оборотку маглу, он умер в моем облике, и о том, что я на самом деле жив, знает только мой кузен. Я опасаюсь, что его будут проверять легилименцией, пытаясь узнать, что произошло. Если я воспользуюсь Обливиейтом, это засекут, а вернуть память вполне возможно.
— Да, его скорая смерть в таких обстоятельствах будет выглядеть крайне подозрительно, к тому же он ваш родственник… О, я знаю, кто может дать совет!
И она исчезла с картины. Как бы предки крестного ни кривились на полукровного главу рода, они его приняли. Франко более чем уверен, что причиной столь живого участия стало не столько желание, чтобы род Блэков вернул былое могущество, сколько скука: при жизни большинство Блэков обладало слишком живым характером, чтобы киснуть после смерти в своих портретах.
Мадам Элладора вернулась в сопровождении массивного мужчины в черном берете и странной недомантии, которого представила как лорда Корвуса Блэка. Судя по пояснениям, данный лорд жил до введения Статута о Секретности, а потому хоть как-то контактировал с маглами. Лорд Корвус попросил Поттера изложить ситуацию, а то «эти бабы вечно что-то да напутают» (судя по шипению Элладоры, Корвусу повезло, что он уже мертв, иначе его гибель была бы весьма болезненной и непростой). Юноша в нескольких фразах рассказал.
— Насколько я понимаю, этот магл — ваш кровный родственник, лорд Гарри? — уточнил Корвус.
— Да, он сын родной сестры моей матери.
— Тогда не вижу препятствий для проведения обряда Фуа, — отрывисто бросил Корвус Блэк и, видя непонимание в глазах юноши, недовольно пояснил:
— Сделайте магла своим вассалом. Магия рода не даст ему разгласить ваши секреты как главы рода так же, как это могла бы сделать его собственная, если б он был магом и у вас был бы свидетель.
— Я не сомневаюсь в его способности сохранить что-либо в тайне. Меня интересует, как Дадли сможет противостоять легилименции и веритасеруму, если он магл?
— После того, как ваш кузен преклонит колени и принесет клятву верности, он фактически станет сквибом, и его будет поддерживать магия рода Блэк. Именно она будет скрывать не подлежащую разглашению информацию. Насколько успешно это будет происходить, зависит от силы главы рода. Судя по всему, с этим у вас проблем не будет.
Лорд Корвус забыл добавить, что кроме защиты и покровительства рода Блэк, принесение подобной клятвы гарантировало появление магических способностей у детей вассала. Не сказал он и того, что слишком большое количество вассалов-маглов ослабляет магию рода и соответственно волшебников, к нему принадлежащих, а вассалов-магов — наоборот. Собственно, отсюда пошло поверие, что маглорожденные волшебники крадут магию у чистокровных. Самому Франко эту занимательную информацию поведал один из старых знакомых Мод (старых в прямом смысле: судя по дагеротипам, сеньор Анхель Нуез успел активно поучаствовать в Американо-мексиканской войне под командованием самого Мариано Аристы), когда молодой маг разбирался со спятившем древним артефактом из его коллекции.
— Благодарю вас, лорд Корвус! — поблагодарил его Гарри и побежал искать «Полный перечень родовых клятв и обетов».
Дадли Дурсль успел помянуть ненормального кузена и свою уступчивость последними словами, когда из ниоткуда появился поттеровский уродец, проскрипел: «Хозяин Гарри хочет видеть презренного магла!», ухватил его за руку и утащил во тьму. От неожиданности Дадли попытался заорать, но когда понял, что ему кричать нечем, испугался сильнее, чем в девяноста пятом. Свой испуг Дадли привык выражать точно так же, как и его отец: ором и агрессией, но когда он вновь обрел способность видеть, слышать и говорить, высказать свое возмущение мелкому психу, по недоразумению считающемуся его родственником, он не смог, остановленный яростным «Потом!» Поттера.
Дадли еще в том году заметил, что когда Поттер говорит таким тоном, мало кто может ему возразить, даже Вернон Дурсль, который априори не доверял племяннику. Вот и сейчас, как бы он ни был зол на Поттера, он послушно встал на колени, положил ладони на ладони кузена и повторял за скрипучим карликом какой-то пафосный бред. С каждым словом ладони кузена становились все горячее и горячее, что-то невидимое мешало ему отдернуть руки, а от запястий по телу расходилась волна жара и холода одновременно. Перед глазами все расплывалось, звонкий тенор Поттера превратился в громовый бас, по коже будто плясали искры. А потом, когда кузен произнес последнюю фразу (Дадли уже не разбирал слов), случилось это. На него упало звездное небо с тяжестью стотонного рефрижератора, и Дадли Дурсль позорно упал в обморок.