Красавица устроилась напротив Андрея и певучим голосом, который проникал в самые глубины его души, спросила:
— Скажи, мужчина, как зовут тебя и когда ты родился?
Андрей ответил, не отводя зачарованного взгляда от ее лица.
Ляна взяла в свои маленькие изящные ручки большую ладонь Андрея, вглядываясь в разбегающиеся по ней линии.
Пока она сосредоточенно рассматривала его руку, к нему вновь обратилась старуха:
— Дай внучке какую-нибудь денежку, иначе гадание не будет правильным, — и, словно успокаивая Андрея, добавила, — можешь дать мелкую монету.
— Я хорошо зарабатываю и хочу заплатить столько же, сколько платят другие, — возразил Арсеньев, пытаясь свободной рукой достать бумажник.
Ему уже почти удалось сделать это, как вдруг он почувствовал, что тонкие ласковые пальцы девушки больше не касаются его ладони. Андрей удивленно посмотрел на нее и перевел непонимающий взгляд на старуху.
— Что случилось? — спросил он.
Ляна, подскочив со своего стула, пятясь, медленно отходила от него. В огромных черных глазах девушки застыл ужас.
— Бабушка, я не буду ему гадать, — по-русски сказала девушка, не отрывая испуганных глаз от Андрея.
Закрыв лицо руками, она резко повернулась и исчезла за пологом шатра.
— Я что-нибудь не так сделал? — забеспокоился Андрей. — Чем-то обидел ее?
Арсеньев тревожно всматривался в скорбную маску, в которую превратилось лицо старой цыганки. Но черты ее оставались непроницаемыми. Она лишь отвела глаза, стараясь не встречаться ним взглядом.
— Нет, нет. Ничем ты ее не обидел, — поспешно сказала она. — Молодая еще, своевольная… — И успокаивая Андрея, старуха предложила: — Давай я тебе погадаю.
— Да нет, спасибо, — отказался ничего не понимающий и разочарованный Арсеньев, — как-нибудь в другой раз. Сейчас мне уже пора уходить.
Он поднялся и, наскоро попрощавшись со старой цыганкой, покинул табор, упруго шагая по траве и бетону летного поля к видневшимся на другом его конце строениям.
Глава 4
Когда нежданный гость покинул табор, обеспокоенная непонятным поведением внучки старуха вошла в шатер. Она подождала, пока глаза, привыкнув к полутьме легкого кочевого домика, стали различать видневшееся белым пятном лицо Ляны, и лишь после этого спросила:
— Что так напугало тебя, деточка?
Ляна хранила безмолвие. Старуха нахмурилась и, не дождавшись ответа, встревожилась непонятным молчанием внучки.
— Что увидела ты на его ладони? Что увидела в его судьбе? Может быть, он злодей, жестокий убийца? Так ведь военные часто убивают и содеянное не на их совести.
Ляна по-прежнему продолжая а безмолвствовать.
— Может быть, нить его судьбы коротка, и смерть стоит у него за спиной? — вкрадчиво спросила старая цыганка. — Так ведь то, что есть сегодня, не вечно про, длится ЗАВТРА. Может, передумает его судьбу. Сама ведь знаешь: одному и тому же человеку в разное время гадание предсказывает разное. Иногда вместо вчерашней смерти выпадает второе рождение, — попыталась она успокоить внучку.
Старуха задумалась, всматриваясь в глаза Ляны, непроницаемая чернота которых отражала дневной свет, просачивающийся в шатер. Присела рядом с девушкой, обняв своей высохшей рукой ее худенькие плечи, и поглаживая внучку, сама не веря в свои слова, вновь заговорила:
— Ах, Ляночка, ну разве можно всерьез верить в наши гадания? Вероятно, когда-то наши предки и могли предсказывать судьбу, только это было так давно, что секрет предвидения уже никто не помнит. Вот и ты смотришь на страницы древних книг, как слепец, а разгадать их не можешь.
Она помолчала, вслушиваясь в едва уловимое дыхание Ляны. Старая женщина впервые видела свою внучку в таком смятении и не на шутку встревожилась.
— Стоит ли, деточка, верить нашим дурным предчувствиям, а уж тем более так расстраиваться из-за них. Они у нас хоть и часто сбываются, но и подводят тоже нередко.
Девушка благодарно уткнулась в сухое плечо старухи:
— Ты такая добрая, бабушка, такая умная, только не стоит меня обманывать лишь для того, чтобы успокоить. Сама же не веришь в свои слова. Да и учила ты меня совсем другому. Это правда, что я вслепую блуждаю по страницам древних книг, но во мне живет надежда… даже уверенность, что недалек тот день, когда, прозрев, я пойму каждый знак, каждое слово их непонятного языка. Страшно и радостно думать об этом, но я знаю — так будет, и когда это придет, судьбы многих людей откроются мне, а может быть, я сумею и изменять их.