«Ибо сказано в древние времена, до того, как Нетеру послали Великого Имхотепа, когда Величайший, великий мудростью, избрал Белостенный Менфи для новой столицы и назвал его Хи-Ку-Пта — Весы Обеих Земель: «Как никогда не возвысится над другими один из Девяти-в-Ладье, так никакая земля Верха и Низа не будет ближе к Граду Весов!»
Значит — Многомудрый Тути не станет Первым средь Девяти, силою Тути-Мосе, ибо не Наследник будет избран, но Избранник, значит — сеп Пер-Басти не станет ближе к Священному Уаситу, а Номарх Мери-Насир — к Двойной Короне Та-Кем… Он был не глуп, отец Анх-Нофрет, и всё понял. Хотя и не подал виду. Поняли Паер-Анх и Тийя, но выслушали приговор своей мечте и самим себе спокойно. Понял и Ка-Мосе, Жрец Трижды Величайшего. Он первым, ещё до львиной охоты опустошил склянку Хранителей, которую Паер-Анх раздал всем соучастником, назвав надёжным и нежным лекарством от позора. Лишь вояка Амен-Ем-Геб, да тщеславный Хапи-Сенеб не осознали, что это конец. С Хапи-Сенебом я встретился позже, когда все разошлись, сказав, что надобно остановить Мери-Насира, пока он не донёс Почтеннейшей, в надежде на благодарность и свадьбу Анх-Нофрет и Наследника. Но Хапи-Сенеб отговорил меня останавливать Шепсера мечом и стрелами, ибо это выдаст всех — лишь словом, обещанием, что мы совершим всё сами и никто не узнает Истины… Так и свершилось… Убит был только Паер-Анх, достойнейший Ипи Ра-Нефер, Ка-Мосе принял яд, едва уехав из Уасита, а Тийя, едва узнав про гибель Верховного Хранителя. Что же до Мерит-Анх-Маат, Сестры Паер-Анха, то угасла ли она, спеша вслед за любимым, приняла яд сама, или была отравлена Мери-Насиром, или же — Хапи-Сенебом, мне неведомо. И значит ли что это ныне? Мери-Насир не получил, чего желал от Маат-Ка-Ра, но и не смирился. Только мудрая Мерит потребовала Хеб-Седа — мнимой смерти и, Маху-Нахт хмыкнул, — почти возведения на Трон для тебя, дабы она была свободна и могла сочетаться с Тути-Мосе, в чём Хат-Шебсут не смогла отказать. Впрочем, вам с Мерит-Ра об известно много больше меня и о том, и об этом. Теперь же, Мери-Насиру, и, как ты уверяешь, Хапи-Сенебу, уплачено по счетам. А теперь, Ипи, заверши львиную охоту Хранителя Паер-Анха…
Маху-Нахт устало прислонился к бойницам, закрыв глаза, готовый к своей судьбе. Ипи осторожно положил на палубу тело Тути-Анх и встал, обнажив свой священный меч:
— Ты совершил, что совершил, военачальник. Но ты оберегал нас с сестрою как мог и всегда был верен Фараону Тути-Мосе, посему, достоин умереть, как воин. Так подними меч и сражайся!
— Я не подниму меча на Избранника, достойнейший Ипи Ра-Нефер! — Маху-Нахт скрестил на груди руки и запрокинул голову, обнажая горло.
— Сражайся же! — Верховный Хранитель вонзил острие в палубу, подскочил к военачальнику и встряхнул его за плечи, — смотри мне в глаза!
Маху-Нахт, улыбнувшись, поднял голову и заглянул в глаза Ипи. Они стояли так близко, лицом к лицу. Непривычная синева глаз Верховного Хранителя сливалась в один синий круг, внезапно превратившийся в синий свет… В свет бездны Вечности.
Военачальник упал на палубу бездыханным, а Хранитель, не веря этому, либо же, огорчённый этим, схватил лезвие Небут-Нетеру и занёс меч, но руки Анх-Насира и возлюбленной Сестры удержали его: «Милый Ипи, не нужно, он ушёл… Он не выдержал взгляда Избранника!..»
Где-то там звуки боя уже затихли — воины захватили ладью Шарден. Осталась тишина и луч света, бьющий через пролом в кровле стрелковой площадки. Ипи выронил меч и обмяк в руках охранника и возлюбленной, но быстро собрался, вырвался и, подняв меч, едва слышно прошептал: «Теперь… Теперь мы свободны».
Бой был закончен. На уцелевших ладьях Та-Кем и ладьях наёмников Ипи Ра-Нефера считали убитых, раненых, пленных врагов и выкупную прибыль, исправляя тем временем, повреждения и оценивали трофеи.
Из отряда Ипи, помимо «Себек-Сенеба», уцелели три двухряднах ладьи, но одна была избита, другая — обожжена, да три однорядных — из десяти. Ниб-Амен потерял две из своих тяжёлых ладей, ещё одна не могла идти даже в Та-Кем. Потери (впрочем, и трофеи) наёмников были велики, но оным должно самим разбираться со своими неудачами и победами. Захваченных кораблей хватало, чтобы восполнить погибшие, вдвое с лихвой, учитывая убыль гребцов и воинов, и Верховный Хранитель, не замечая того, продумывал, какими отрядами они пойдут к Тисури, но сейчас Знаменосец Великой зелени не хотел принимать никого. Ипи рухнул в плетёное кресло и потребовал виноградного вина и покоя. Только Нефру-Маат вошла в мачтовую надстройку, в каюте которой уединился Ипи Ра-Нефер, едва успев сменить платье и немного омыть тело, застав полулежащего Хранителя, неподвижно смотрящего в золотую чашу, полную жидкости, похожей на кровь в тусклом свете лампад и едва пробивавшемся свете Атума.