— Да, — наконец кивнул он. — Да, я согласен.
— Прекрасно, — мужчина встал из-за стола, бесшумно задвинув за собой стул. — В таком случае, ложись пораньше, завтра после завтрака начнем с выяснения, что ты уже знаешь. Было бы хорошо, проснись ты с ясной головой. Доброй ночи.
* * *
Необычно яркое для поздней осени солнце поднимало настроение и грело руки. Они сидели во внутреннем дворе уже второй час, но отсутствие ветра и теплые лучи не давали замерзнуть.
— … будет последний сбор в этом году, больше уже не вырастет до морозов. А все, что в дальнем ряду, можно высеять еще раз. Зацвести не успеет, но нам нужны листья, причем молодые. Джайлз, ты меня слушаешь?
— Да, простите, — юноша тряхнул головой. Он и правда отвлекся, засмотревшись на вялую подмерзшую муху.
— Снова задумался? — мужчина недовольно свел брови. — В третий раз за четверть часа, молодой человек. Если тебе нужен перерыв — лучше говори об этом прежде, чем перестанешь воспринимать. Иди, отдохни, я тебя позову.
Джайлз кивнул и встал на ноги. А затем, собравшись очевидно с духом, выпалил:
– Можно вопрос?
– Можно, – Диего слегка удивился, предыдущие два часа юноша не уточнял, можно ли ему что-то спрашивать.
– Зачем вы меня выкупили?
Вот те раз.
Доктор аккуратно заложил страницу в книге и убрал ее, давая себе время на раздумья. Он знал, что рано или поздно этот вопрос прозвучит, но прямо сейчас не был уверен, что готов дать внятный ответ.
– Джайлз, в первую очередь тебе нужно понять: не все решения, которые принимаются королем и советом, получают единогласную поддержку. То, что учинили в итоге на площади, должно было стать актом милосердия, а вылилось в позорные торги.
– К волнениям присоединилась парочка богатенький сынков, ничего удивительного, что их папочки поползали перед королем на брошке и им позволили выкупить своих ненаглядных отпрысков, – Джайлз, кажется, с трудом удержался, чтобы не сплюнуть под ноги.
– Не нужно судить всех и разом, иначе потом придется дивиться, что также не глядя осудят тебя, – Диего помрачнел. С мальчиком было сложно разговаривать, особенно когда того что-то злило. Но им обоим предстояло этому научиться. – Да, все было затеяно ради представителей нескольких знатных фамилий, но кому-то захотелось создать иллюзию равенства и справедливости. Получилось скверно. Мне было отвратительно это зрелище, но я вынужден был наблюдать его. Уже идя туда, я знал, что обязательно попытаюсь избавить от незавидной участи хотя бы кого-нибудь, но - кого? Знакомых лиц среди осужденных не было, а ткнуть пальцем в первого попавшегося и думать о том, что, возможно, спас мерзавца, оставив достойного человека погибать на каторге…
– И что же вас уверило, что вы не спасаете мерзавца? – Джайлз моментально выпустил колючки.
– А что там толкнуло тебя заговорить? – вопросом на вопрос отозвался Дарнелл. – Ты ведь молчал много часов, зачем выступил?
Кажется, юноша слегка смутился, что только подтвердило подозрения.
– Так было нужно.
– Нужно, – медленно повторил врач. – Нужно кому? Я бы сказал, что женщине, которая принесла плату за вашего главаря. Ты удивительно удачно отвлек от нее всеобщее внимание. Случайно? Нет, думаю нет.
– Ладно, не хотите прямо отвечать – не надо, – Джайлз скрестил руки на груди.
– Это и есть ответ. Ты не побоялся говорить, когда от тебя ждали молчание, и, возможно, спас чью-то жизнь. Почему мне нельзя было поступить также? Это не делает ни одного из нас героем. Просто так вышло.
* * *
Ужинали молча. Дарнелл, по всей видимости, наговорился за день, рассказывая и повторяя, Джайлз старательно переваривал всю полученную информацию.
Идиллию прервал слуга, появившийся почти бесшумно и что-то прошептавший хозяину. В руках он держал письмо, которое поспешил передать. Джайлз сидел не слишком близко, но с уверенностью мог сказать, что написано оно на очень дорогой хорошей бумаге.
Доктор нахмурился, отложил приборы и широкими шагами покинул помещение.
Джайлз не то чтобы был силен в этикете, но что-то подсказывало, что вскакивать просто так из-за стола во время ужина - не слишком рядовое поведение, требующее хоть сколько-нибудь веской причины. Стало любопытно, что же сподвигло безукоризненного джентльмена поступиться приличием.