Несмотря на такой шикарный наряд, в парне было нечто петушиное. Задранный кверху нос с раздутыми ноздрями придавал ему особую, подчеркнутую лихость, вызывающую невольную улыбку.
— Здрасте! — небрежно бросил он и, не дожидаясь ответа, обернулся к двери, повелительно позвал: — Иди!
«Что за щеголь? — думал я, разглядывая его. — И кого он зовет?»
С крыльца никто не откликнулся. Тогда он шагнул к нам и остановился, разыскивая, где бы сесть. Арина торопливо подставила ему свою табуретку и услужливо попросила:
— Проходи, садись.
— Благодарю покорно, мамаша, — ответил парень. — Всем приятный вечер! Погодка хороша.
Никто на это ни слова. Только Федя что-то промычал.
Парень снял кепку, металлической расческой провел по густым и, как брови, белесым волосам, затем, спрятав расческу в левый кармам, вынул серебряные часы. Открыл их, посмотрел на циферблат, звонко щелкнул крышкой, сунул в карман и сделал еще шаг. Я невольно взглянул на его сапоги. На левом был нормальный каблук, а на правом раза в три выше. Несмотря на это, парень не мог скрыть своей хромоты. Согнутая в колене нога «косила», как бы загребая по пути.
«Вот кто ты такой!» — наконец догадался я. Ванька-сапожник прохромал к табуретке. Подал руку Феде и, хозяйски усевшись, протянул ноги, словно всем напоказ.
— А ты что там стоишь? — крикнула Арина по направлению к крыльцу.
Оттуда послышался голос:
— Да сейчас.
Некоторое время все молчали. Слышно было, как дышала, отдуваясь и жуя жвачку, корова на дворе, как на насесте во сне переговаривались куры. С улицы доносились припевы под гармонь.
Вошедший франт обвел всех глазами, затем его взор остановился на мне.
— Познакомься, — догадался Федя и кивнул на меня.
Парень встал, косо шагнул к столу и, протягивая мне руку, важно отрекомендовался:
— Иван Петрович Жуков!
«Да уж вижу, кто ты», — подумал я и пробормотал нехотя свое имя. Мы подали друг другу руки.
— Знаю, знаю, — покровительственно заявил он и снова задрал свою голову так, как любят задирать ее мелкорослые люди. Ростом он подошел бы мне до плеча.
— Знаете меня? — спросил я. — Откуда?
— То есть как откуда? Вы-то, откровенно говоря, меня знаете?
— Нет, Иван Петрович, не знаю.
— И не слышали?
— И не слышал.
— Я Жуков Иван. Откровенно говоря, сапожник.
— А-а, догадываюсь. Федора Полосухина говорила, что вы ей вроде сосед. Очень рад с вами познакомиться.
— Оно по такому случаю и выпить нам не мешало. Самогону можно быстро достать. Хотя вы, партейцы, откровенно говоря, боретесь против самогонщиков и в тюрьму на казенный харч их сажаете. А сами, откровенно говоря, к случаю, пьете?
— Лично я самогон не потребляю.
— Почему?
— Самогон — зло. И для организма он вреден.
— А ежели шпирт?
— Только очищенный, не сырец.
— Первач, откровенно говоря, как раз подойдет.
Так начался наш веселый разговор. Мы, два соперника, принялись прощупывать друг друга. Я заметил, что Ванька был слегка выпивши. Он же знал, ему, конечно, доложила Федора, что я здесь, и он выпил для храбрости.
— Елька! — крикнула мать. — Что же ты пропала?
Она действительно «пропала». Даже не отзывалась.
Анна вынуждена была выйти к ней на крыльцо. Сквозь наш разговор до меня доносилось с крыльца: — Идем, идем, чего стоять! — Это голос Анны. — Ну как я такая? — Это голос Лены.
— Умойся, мыло принесу.
— А может, мне не надо?
— Это что же так?
— Не смею я…
Их переговоры, может быть, доходили только до меня.
— Самогон, откровенно говоря, не зло, а расход хлеба! — выпалил Жуков, и опять раздулись его ноздри.
— С расходом хлеба, у кого он есть, считаться нечего, — сказал я. — Ведь не из чужого, а из своего собственного гонят.
— Все равно убыток государству, — авторитетно заявил Жуков и неведомо почему пригнусавил.
— При чем тут убыток? — не сдавался я. — За самогон втрое можно выручить керенок, чем за хлеб. Кроме того, барда остается. А барду свиньи, дай бог им здоровья, очень обожают. И тоже деньги от свинины.
Жуков нехитер. Был бы он посмекалистее, то догадался б, что я его разыгрываю, и сказал бы: «Брось дурака валять. Не заправляй арапа!»
Он старался говорить по-городскому. Это меня и не удивляло. В Горсткине вообще говорят довольно грамотно. Уездный город от них недалеко. Туда население ездит часто на базар. К тому же многие побывали в Баку. У родственников, которые работают там, на нефтепромыслах. Уж так всюду повелось: уедет кто-нибудь из села в какой-нибудь город, устроится там и потянет за собой родственников.