Пока разговаривал с Иваном Павловичем, меня трясло не меньше, чем Василису. И усталость от бессонной ночи и от всех этих событий брала свое. Прислонившись к стене возле телефона, я что-то пробормотал и задремал.
— Прилег бы, Петя, на диван, — предложил Федя, — чуток до приезда поспишь. А я подежурю.
— Могут позвонить.
Взглянул в окно. На улице чуть заметно белело. Едва вздремнул, как вновь раздался звонок. Звонил Шугаев, председатель уездного совдепа. Стало быть, Иван Павлович сообщил ему.
— Что делаешь?
— Сидим, Степан Иванович. Ждем Ваню в гости.
— Через час повидаетесь.
— Спать очень хочется, Степан Иванович.
— Спать? — звонко расхохотался он. — Верю, верю. Возражений нет. Я-то, пожалуй, выспался. Сегодня, представь, мы заседали только до двух часов. А сейчас пять. Что там нового в Горсткине?
— Комбед организовали.
— А еще?
— Больше особенно будто ничего.
— Ну, ну, знаю. Иван мне звонил, рассказал. Там кто-нибудь стережет?
— Не без этого. Сейчас и мы с председателем комбеда пойдем туда, вроде в гости.
— Да, эти гости серьезные. Даже больше, чем на первый раз кажется. Когда в город прибудешь?
— Если отгостим, завтра.
— А послезавтра заседание в упродкоме. Отчет комиссара. Приготовься рассказать, как шли дела. Жаркие будут прения. Ну, жму руку!
Он повесил трубку. Значит, снова предстоят споры по продовольствию, по работе комбедов и продотрядчиков. Снова придется выслушивать упреки левых эсеров и визгливые выкрики яростного противника изъятия хлеба у кулаков — начальника милиции Жильцева.
— Федя, пойдем в имение. Сам Шугаев звонил. Намекает, что дела у нас тут серьезные. А он-то знает лучше нас. Как бы нам не промахнуться, не упустить их. Выследить, по крайней мере, надо.
— И я так думаю, — согласился Федя. — Василисе одной там страшно.
— Только осторожнее, — предупредил я, — незаметно надо пробраться и наблюдать.
— Я там знаю каждый закоулок.
Закрыв изнутри сени волсовета, мы через заднюю дверь выбрались на огороды. Идти улицей было бы неосторожно. Уже скоро рассвет. Если встретишь кого, заведут разговор, куда и зачем идем.
Мы шли вдоль речушки, по краю огородов. Шли, тихо перешептываясь и, как воры, низко пригибаясь. Наконец добрались до мостика, что напротив сарая, где мы с Федей сидели.
Перейдя мостик, мы вошли в большой сад, спускавшийся от дома помещика к речушке. Могучие яблони заброшенного сада обросли высокой, до пояса, густой травой. На траве обильная роса. Брюки у меня намокли, вода в ботинках неприятно хлюпала.
Вот и тропа. Мы пошли по ней. Слева показался дом.
Окна и небольшое крылечко черного хода выходили прямо в сад. Ни в одном окне с этой, задней, стороны света не видно.
— Где Василиса помещается? — спросил я.
— Вон в той избенке — прежней сторожке.
— Найдем мы ее там?
— Кто знает, — ответил Федя.
В сторожке тоже нет огня. Мы пробрались к ней, и Федя осторожно постучал в окно. Никакого ответа, Федя постучал сильнее. У меня замерло сердце. Казалось, что он забарабанил толстой палкой по звонким доскам. И тут случилось совсем непредвиденное. Из конуры, что была почти рядом с нами, выскочил огромный лохматый кобелище. Это чудовище помолчало, понюхало воздух и, почуяв своим собачьим носом, что перед ним чужие люди, так истошно взвыло, будто ему хвост отрубили. Пес ринулся на нас. Мы быстро отскочили за угол. Я спешно вынул наган, но сообразил, что выстрелом испорчу все дело. Кобель, к нашему счастью, оказался на цепи. Он метался между сторожкой и своей треклятой будкой, то прыгая на нее, то порываясь к нам.
— Эх, пропали! — шепнул Федя. — Пойдем от черта подальше.
— Хорошо хоть на цепи он, — вздохнул я.
— Его нельзя выпускать на волю. Это самая страшная собака в округе. Волкодав. Она два раза срывалась с цепи. Все прятались от нее куда попало. Насилу поймал ее сам хозяин Тарасов. Одичала совсем.
А собака — будь проклята! — все выла и выла, надсадно, страшно, как к пожару.
— Хоть бы знать, как ее зовут. Ты небось, Федя, знаешь?
— Как-то чудно помещик ее прозвал. Кажись, Архимед. А что это обозначает — никому не отгадать. Но это делу не поможет. Хоть ангелом ее назови, все равно близко к ней не держись. Отойдем подальше. Вот туда… А это что? — вдруг остановился Федя и указал на дом.