— Чего?
— Руки свои держи. Помни, ты везешь… цветочки, — шепотом произнес Иван Павлович и уже громче добавил: — Бутончики нераскрытые.
Занятые картофелем, вряд ли что слышали арестованные, особенно Климов. Этот совсем не похож на бутончик, а скорее на старый репей с обвисшими листьями.
— Покушали? — войдя, спросил Иван Павлович.
— Спасибо, — ответил Егор.
— Я сыт, — пробурчал Климов. — Теперь бы поспать.
— Можно. Только здесь вам будет душно. Всю ночь вы пили да курили. Здоровья не жалеете. Мы отправим вас в амбар. Туда вам уже сенца принесли. Идите, только не курите. Потом разбудим — и в путь.
Все это сказано Иваном Павловичем с явной насмешкой над Брындиным, но тот насмешек вообще не понимал. Его опять передернуло.
В амбар препроводили Тарасова, Климова и Васильева. Заперли, поставили часовых. Пол на всякий случай проверил Брындин. Затем уже не в амбар, а в кухню к Василисе поместили Егора. Этот никуда не денется. Дверь на улицу заперта, в окно не полезет.
Скоро из кухни до меня донесся укоряющий голос Василисы:
— Достукался, черт рыжий, на старости лет. И что тебе надо было? Аль плохо жилось? Теперь небось Федора-то обыскалась тебя. Нет и нет муженька… Что, не говорить ей? А зачем это мне! Да ты лучше своей Федоре на глаза не кажись. Она вон какая лошадь, убьет.
— Убьет, — согласился Егор и тяжело вздохнул.
Василиса принесла нам жареной картошки с бараниной, зеленого луку, малосольных огурцов и редиски.
Внося, обернулась в дверях к Егору и дала наказ:
— Ты, идол, сиди, не балуй, а то вон ухват в углу.
— Что ты, Василиса! Я как баран.
— Козел ты вонючий, — поправила его Василиса и усмехнулась нам.
Как она сама-то, бедная старуха, измаялась. Ведь с вечера на ногах и в такой тревоге.
Скоро в дверь кухни громко постучали. Первым направился Брындин, за ним Василиса. Она скоро вернулась.
— Идите-ка и вы. Чего-сь там неладно.
«Неладного» ничего не случилось. Это, оказалось, приехал Филя с красноармейцем Митей.
Но каков был Филя? Встрепанный, мокрый, грязный, без повязки на глазу. Он тяжело дышал и не мог слова сказать.
— Что, друг, с тобой? — насторожился Иван Павлович.
— Вот че-ерт!.. Дайте попить.
Филя вернулся с двумя подводами. На телегах какая-то поклажа. Одна укручена вожжами, как воз с рожью.
— Пойду отпрягу, — взялся Брындин.
— Догнал? — спросил Иван Павлович.
— А то как же!
— В целости все?
— Под сеном лежат.
— А на второй телеге что?
— Пойдемте, так и быть, покажу.
Филя подвел нас ко второй телеге, на которой лежало сено, укрученное вожжами. Кроме сена, в передке телеги лежало какое-то тряпье.
— Где же председатель Совета? — спросил я. — Неужто удрал?
— От меня удере-ешь! — протянул Филя.
Он быстро подошел к телеге и резко отбросил тряпье. Мы невольно отступили, увидев голову человека с закрытыми глазами.
— Филя, это мертвец? — спросил Иван Павлович, чуть отступая.
— Хотел помереть, да бог душу в рай не принял, а черт к себе в ад наотрез отказался пустить. Бюрократизма сверху донизу.
Председатель Бодровского Совета как бы спал — так плотно были закрыты его глаза. Волосы на голове слиплись, мокрые, в болотных зелено-золотистых лепестках.
— Он что, в речке купался? — предположил Иван Павлович.
— Ердань принимал, — ответил Филя и, вынув из кармана косынку, хотел ею завязать свой глаз.
Но косынка тоже была в речной плесени. Сунул ее обратно в карман.
— Его надо внести куда-нибудь, — предложил я.
— Может, сдох? — поинтересовался Брында.
— А ты потрогай его за нос, — посоветовал Филя.
— Боюсь мертвых, — сознался Брында.
Филя подошел к председателю.
— Приехали!
Председатель открыл глаза и вновь закрыл. Филя сбросил сено, и вот он, председатель Бодровского Совета, весь тут! Мокрый, в тине, в зелени, на ноги намотались липкие длинные водоросли. Руки и ноги связаны чересседельником.
— Вставай, эсеровский утопленник! — ткнул его Филя кнутовищем в бок. — Поднимайся, лягушина селезенка! — И Филя вторично ткнул его кнутовищем. — Прыгать тебе тут некуда, головастик бесхвостый! Кругом суша, воды нет.
Но председатель даже головы не поднимал. Видать, ему и трудно было это сделать — он прочно связан.
— Куда его? — побеспокоился Брындин.
— Только не в дом и не в амбар, — предупредил Иван Павлович.
Решили поместить в соседний амбар. Брындин открыл его, исследовал. Все в порядке. Туда-то неудачливого утопленника и водворили. Ни рук, ни ног развязывать ему не стали, но сена постелили. Филя сгреб охапку и бросил, как новорожденному теленку, в куток.