Впрочем, зачем эти воспоминания? Вырвано из сердца — и хорошо.
Вспомнил и о своем бородатом друге — подводчике Андрее. Он, наверное, уже встал, огляделся, а меня все нет и нет. Моя мать ему наказала: «Гляди, чтобы Петьку где не кокнули. Тогда и домой не приезжай!»
И Андрей глядел — и вот проглядел. И теперь, вероятно, встревожился. Хорошо, если Федя сходил к нему, шепнул, что я жив. Что, если бы он знал, какие события произошли за это время здесь, в имении, и еще какие произойдут? Широко открыл бы он свои большие глаза из-под мохнатых бровей, разные мысли забродили бы в его голове.
— Если тут? — остановился Иван Павлович. — Лучшего места нам не сыскать.
Между густыми ветлами с нависшими ветвями над водой оказался бочажок. Он был совершенно чист от зеленой, цветущей плесени. Видимо, женщины, полоская белье, разогнали зеленую плесень по сторонам.
С нашей стороны зайти сюда некому, посторонних глаз не будет.
Раздевшись, мы поплыли к подмосткам. В середине, где вода была чистая, нырнули. На дне вода ключевая. Будто там текла другая река, низом. Значит, где-то тут недалеко, по опыту догадываюсь, бьют родники. Возможно, на самом дне.
Едва мы очутились в этой незавидной речушке, как озорство охватило нас.
Забравшись на подмостки, мы уговорились прыгать — кто дальше нырнет.
Прыгнули вместе, подняв шум и взбаламутив воду. Дно, вот оно! Я цепляюсь за него руками, не боясь, что снова разбережу раненую руку, отталкиваюсь ногами, упираясь о глинистое, вязкое дно. Стараюсь сберечь в груди воздух, чтобы пробыть под водой дольше, чем Иван Павлович. Но вода все-таки меня выпирает, отрывает ото дна. Открываю глаза, но тут же закрываю. Никак не могу научиться смотреть в воде, как это удается иным.
Я вынырнул на середине речушки. А Вани что-то не видно. Где он? Не утоп ли в этом корыте?
— Ваня-а! — возопил я испуганно, еле переведя дух.
Около берега, где мы разделись, показалась голова предчека.
Иван Павлович вынырнул и расхохотался.
— Э-эй, нырок! Плыви сюда! — позвал он, шлепая по воде руками.
Сконфуженный, я подчинился и проплыл к нему, уже не ныряя. Иван Павлович сидел на берегу и смеялся. Еще бы! Он всю речушку перенырнул, а я только половину.
— Сдаюсь, Ваня. На этот раз ты победил меня. Тут ты вышел силен. Ведь ты на год старше меня. И образование у тебя без малого губернаторское.
— Это верно, — согласился Иван Павлович, — чуть- чуть не архиерейское. — И он прыгнул ко мне.
Мы принялись бороться в воде. Мы, такие серьезные люди! Хорошо, что никто нас не видит. Он несколько раз толкал меня в воду, я хватал его за ноги, потом окунались, а вода была уже совершенно мутной, в пузырях.
— Сдаюсь, — обессилев, еле выговорил я. — Дай передохнуть.
Он дал мне передохнуть. Потом я предложил ему свой коронный номер: доплыть на спинке — кто раньше? — на ту сторону, где подмостки. Он принял мой вызов. Я скомандовал, и мы вместе тронулись. Сначала плыли вровень, посматривая друг на друга, затем с половины речушки я обогнал его и доплыл до берега раньше. Теперь уже я подшучивал над ним:
— Куда тебе, Ваня, до меня! Плаваешь, как мешок с горохом.
— Почему с горохом? — заинтересовался он.
— Чем дольше в воде, тем тяжелее. Как ты еще ко дну не пошел, просто диву даюсь.
— А-а, черт! Тебе хорошо. Твой дедушка, говорят, боцманом был, а бабушка твоя — Акула.
— Не Акула, ее звали Акулина.
— Вот видишь, даже Акулина. Это пострашнее и попрытче.
— Ты забыл еще, Ваня, что второй дед по матери у меня был Тит.
— Кит? — подхватил Иван Павлович. — Тогда тоже сдаюсь. Поквитались. Давай чуть отдохнем — и обратно. Нам пора. Сон прошел?
— Здравствуйте! — неожиданно раздался над нашими головами голос.
Мы переглянулись. Кажется, не женщина…
Над нами, на крутом берегу, с лозинкой в руке стоял Федя.
— Нашли где купаться.
— Проходи сюда. Не бойся, не утопим.
Он спустился к нам и уселся на краю подмостков. А мы, два голых начальника, стояли по пояс в воде.
— Лягушек, наверно… разогнали, — ударяя лозинкой по воде, предположил Федя.
— Ты вот, как председатель комбеда… — начал я.
— Без году неделя, — перебил он.
— Неделя? — вступился Иван Павлович. — Да за неделю в наше время о-ох какие большие дела могут произойти!
— Даже за одну ночь, — добавил я. — Кстати, Федя, вот о реке…