Я не стал его будить. Урядник, вздрагивая и всхрапывая, спал, прижав длинную бороду к столу локтем. Возле чайника лежала фуражка железнодорожника, но с пятиконечной звездой. Одет урядник тоже был странно: выцветшая до желтизны гимнастерка и черные брюки с синими кантами.
Я обошел вокруг стола, рассматривая это чудовище со всех сторон. Под столом у его ног валялся полотняный в пятнах портфель, перевязанный бечевой.
В это время подошел высокий чернобородый мужик с мешком за спиной. Сняв мешок, он положил его под стол, а сам по-хозяйски уселся. Видя мою нерешительность, он указал на свободный стул.
— Садись, чего стоишь!
— Тут занято… Неловко как-то.
— Кого неловко? Этого? — указал он на урядника. — Невелик барин.
— Их ведь двое, — кивнул я на приборы.
— Дружок ушел.
— А вы что, знаете этого гражданина?
Мужик помолчал, хитро взглянул на меня и усмехнулся. Затем пододвинул к себе большой чайник, приподнял крышку, чтобы постучать, но, понюхав, поморщился и, как мне показалось, даже чему-то обрадовался.
— Знаю ли я этого гражданина? — спросил он. — Нет, я не знаю такого бородатого. А вот, — он пододвинул ко мне большой чайник, — очень крепкий завар. Попробуй, молодец.
— Мы тоже такой заказали. Вон за тем столом. Кажется, нам уже принесли, — попытался я уйти.
— Подожди, не торопись. Говоришь, тоже такой чай заказали?
— А что?
— Покрепче?
— Да-а.
— Вот это и есть чай покрепче. Ты отведай.
— Не буду я чужой чай… ведать.
— Э-э, да ты, видать, как и я, калека?
— Не вижу, что вы инвалид, — посмотрел я на его руки и ноги.
— Я, парень, без трех ребер гуляю по земле. Облегчен весом. Ходить стало легче.
— Шутишь, дядя. За веру и царя, что ль? — спросил я.
— За совецкое отечество, парень. С Красновым в степях дрались.
— Что-то скоро вылечился, — удивился я. — Три ребра…
— Чего в такое время долго лежать? Затянуло, и то хорошо. Вот вызывают на комиссию. Признают годным — обвяжусь покрепче и опять воевать. Надо, парень. Может, на Колчака тронусь. Прет, сволочь, из самой Сибири!
Мужик наклонился ко мне и тихо поведал:
— Слух дошел, будто за Волгой в степях какой-то Цапай объявился. Добровольцы у него и конница. Сам был федфебелем вроде, военное дело скрозь знает. Из нашего сословья этот Цапай. И бьет, слышь, бьет без уйму белых, чехов и кого попало. К нему бы!
— А если тебя комиссия забракует?
— Супротив ее не скажу, а добровольной охотой так и быть. Хошь воевать не способен, в обозе буду. Пригожусь. Давай-ка, молодец, как два калеки, выпьем.
— Жарко и чужое это.
— Верно, парень. Сами закажем… покрепче, — подмигнул он мне, твердо произнося последнее слово. Незаметно к нам подошел Иван Павлович. Он кивнул мужику, тот ответил тоже кивком, но вдруг вскочил, протянул обе руки и воскликнул:
— Ваня-а! Ты?
— Тише, тише, — беря его за руки, проговорил предчека.
— Да какими судьбами занесло?
Видя мое недоумение, Иван Павлович пояснил:
— Мы соседи с ним по селам. Он из Троицка. Цыпленков Яков. Большой мастер печки класть.
— Так, так, Ваня. Давно не клал. И у самого ни печи, ни избы нет. А это кто? — указал Яков на меня.
— Вот тебе раз! Говорили — и не договорились? Мой друг. Работаем в городе вместе. Ты куда путь держишь?
Яков поведал, куда он держит путь.
— Пойдем к нам за стол, — пригласил его Иван Павлович.
— Чай-то покрепче заказали? — осведомился Яков и подмигнул мне, как сообщнику.
— Сама хозяйка принесла. Еще не пробовал.
— Стало быть, крепкий, — подтвердил печник. — А этого ты узнаешь? — кивнул он на спящего урядника.
— Как же, землячок. Откуда у него такая фуражка? — Иван Павлович взял фуражку со стола и набросил ее на большой чайник.
— По всему видать — или на железной дороге служит, спекулянтам помогает, или… в милиционерах ходит. На фуражке звезда, а тужурка железнодорожника. Желательно, я его малость потревожу?
— Почему же не потревожить? — усмехнулся Иван Павлович.
Яков принялся похлопывать урядника по плечу, но тот ни звука; приподнял его голову, но голова снова упала на руки.
— Притворяется? — спросил Иван Павлович.
— Дьявол его знает. Попробую по-другому, на голос.
Теребя урядника за плечи, Яков сначала тихо, затем громче говорил:
— Кондуктор, кондуктор! К Пензе подъезжаем. Кондуктор, Рамзай проехали.
Никакого ответа. Значит, не кондуктор.