– К делу…
– До меня и моей спутницы дошел один слух, и я надеюсь, что и тут нас не обманули… Вас рекомендовали как специалиста еще и по определенным религиозным течениям.
Талл заворочался в своем кресле, на лице проступил интерес, смешанный с легкой подозрительностью.
– Какое течение вас интересует: зверобоги, обрядники с их шаманами или совсем уж далекие времена с чересполосицей многочисленных культов?
– Я неплохо осведомлен насчет обрядников, так что они не входят в список тех, что интересны мне. Зверобоги… Знания о них стоят определенного вознаграждения, и, если договоримся, я непременно куплю у вас некоторые сведения о них. Основной же интерес лежит не во тьме веков и даже не в экзотический верованиях. Дело в том, что мне как исследователю понадобилась кое-какая информация относительно темного бога, Сушироса. Сами понимаете. В открытом доступе сведения о нем крайней скудны и…
– Тебя послали те оборванцы, что недавно приходили ко мне? – ощерился собеседник. – Или ты сам их ко мне послал?
– Да, это были мои люди, – согласился я. – Поэтому приношу извинения за их примитивность и возможную назойливость. Городское дно, иначе не скажешь. Зато в качестве курьеров годятся, поскольку пронырливы, как крысы, и умеют вынюхивать нужную информацию.
– Возможную назойливость? – возмущенное фырканье Талла прервало меня чуть ли не на полуслове. – Эти каторжники мне попытались угрожать! Вам двоим это дорого обойдется, придется дополнительный процент за беспокойство взять. И это не обсуждается!
– Пусть будет так. Как я говорил, вознаграждение вам будет солидным и при полном успехе дела разноплановым, но неизменно радующим взор и душу. Главное, чтобы я остался доволен полученными сведениями. А они у вас наверняка есть, не могут не быть.
Слегка удивленный моей покладистостью относительно гонорара, Талл посмотрел на нас более пристально. Потом еще пристальнее, как только заметил, что я достал из кармана пригоршню жемчуга с вкраплениями самоцветов. Их я, честно говоря, срезал с одежд жрецов, да и в их карманах много чего ценного с финансовой точки зрения завалялось. Забавно будет, если на ценности святош купить оружие против них же. Просматривается в этом гримаса черного юмора и легкого цинизма, к которым я испытываю давнюю и непреходящую симпатию.
– То, что сейчас в моей руке, может быть первым платежом, мастер Талл, – улыбнулся я, ссыпая драгоценности обратно в карман. – Надеюсь, вы готовы меня выслушать?
– Вне всякого сомнения! Но… не о всяких темных богах можно говорить даже тайно. Какой интересует вас?
– Суширос… Его храмы особенно.
Вы видели когда-нибудь человека, который встопорщенного ежика проглотил? Лично я не имел такой возможности, зато уверен, что он был бы похож на мастера Талла после того, как он услышал имя интересующего меня бога. Побледнел, стал хватать ртом воздух. Руки вслепую зашарили по подлокотникам кресла… И куда только девалась прежняя важность вкупе с напыщенностью и уверенностью в себе?
– Я… я…
– Еще разок, почтенный, еще один заход, и у вас непременно получится поговорить менее эмоционально и более содержательно, – попытался я подбодрить разволновавшегося знатока древней истории. – Не стоит так волноваться, это и для здоровья не слишком полезно бывает. Мне всего-то и нужно, что немного информации. Ничего сверхъестественного, обычные сведения о не совсем обычной области знаний. А она у вас есть, вне сомнения. Ну а коли вы беспокоитесь о разглашении интереса, то тут тоже могу предоставить гарантии. Обычное любопытство ученого с моей стороны не должно вызывать столь бурной реакции.
– Я… могу кое-что предложить, – с трудом выдавил из себя мастер Талл, чуток пришедший в себя от не до конца мною понятого нервного потрясения. – Оставляешь мне половину тех драгоценностей и уходишь. Я взамен никому не сообщаю о твоей просьбе сутки. Это щедрое предложение с моей стороны.
Издевательский смех Сильвии прокатился по комнате, эхом отражаясь от стен. Вампиресса искренне забавлялась ситуацией, ничуть не желая скрывать естественный душевный порыв. А вот Талл снова хватал ртом воздух, на сей раз уже не от испуга, а от злости. Кажется, он действительно был уверен, что его предложение будет воспринято нами как великая милость.