2
Нефритовый грот. Аристей, выбравшись из воды, едва отдышавшись, с удивлением озирается.
Аристей в раздумьях:
- Сорвался я с громадной высоты, как снилось мне, бывало, в детстве раннем, когда я подлетал к вершинам гор и на скале отвесном провисал, не в силах более подняться выше…
А спуск еще опасней, да куда? У крыши мира под ногами бездна на сотни верст... Иль я еще лечу, и жизнь моя и сны летят навстречу, и вот сейчас я разобьюсь до смерти.
Аристей с удивлением замечает лучи света, освещающие грот:
- Как угли, разгораясь в куче, камни горят столь ярко, исходя лучами, что грот подобен храму и гробнице.
Сапфиры синевою неба грезят, алмазы, словно озеро без дна, исходят светом из глубин земли…
Опушкой леса - россыпь изумрудов...
Где ж фея, если здесь ее приют?
Духи света в беспокойстве взлетают, как птички, замечая тень мятущегося пришельца. Они узнают Аристея, а он слышит их голоса и видит, словно воочию в небесах представление сказки о фее из страны света, сошедшей на Землю, чтобы внести красоту в мир, погрязший в бесплодной борьбе добра и зла, и она смыкается с его воспоминаниями о матери.
Аристей, словно пробудившись, видит нечто немыслимо чудесное, с сознанием опасности.
В лучах драгоценных камней покоится фея, исчезающе маленькая. Она спит. От нее исходит сияние и благоухание лепестков абрикоса и яблони, то есть изображение, как отражение в зеркале, производит впечатление живого создания.
Аристей вынимает из кармана блокнот с мокрыми листами, впрочем, тотчас высушенными духами света. Он как будто снова заглянул в глаза матери и ощутил ее присутствие, и именно ее образ выходил на листках.
И вдруг содрогается грот, и в него устремляется вода. Духи света, подхватив рисунок художника, упавший в воду, уносятся ввысь.
Аристея стремительный поток горной реки выносит на затопленный луг, где его находят его спутники.
Один из спутников:
- Смотрите-ка! Да это Аристей на отмели!
Второй с безмерным удивлением:
- Он жив, здоров, детина!
Третий, подбегая к Аристею:
- Он жив, но явно не в себе.
- Еще бы! С громадной высоты сорвался в пропасть.
- Что в реку угодил, спасло тебя, наверное.
Аристей, приподнимаясь:
- А что со мной случилось?
- Прошло три дня, как ты сорвался в пропасть, куда спуститься не решились мы.
Один из спутников:
- Да это не дало бы ничего. В потоке горном никого не сыщешь. Но к отмели пристанет и мертвец.
- Живым тебя не ожидали видеть.
Второй, опускаясь на колени:
- Не сон ли это? Россыпь самородков и драгоценных камней? Аристей! Да вы богач! Удачно вы упали.
Аристей, припоминая, в отчаянии:
- Ах, что же это было? Сны из детства? Как мама вдруг исчезла в волнах в бурю, и я бросался в воду и всплывал не в силах утонуть, на дне остаться, как в океане или среди звезд.
И вдруг, из бездн всплывая, я в пещере, святилище любви и красоты, со спящей феей в радужном сияньи цветка живого, нега и мечта растущей тайной жизни, как в ребенке и женщине нагой, - как свет и воды, что мне открылось? Тут сокрылось все, и вновь в потоке я несусь без цели! - Теряет сознание.
Хор духов света является, как игра света в каплях росы:
- Упал рисунок в воду и с листа, как кожу сбрасывают змеи, вдруг воссияла красота живой прелестной феи.
О, радость! Спасена? Не ведает покуда, что сотворил он чудо.
Воскрешена!
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Об Аристее всегда рассказывали чудеса, или он сам их придумывал? Но об одном случае даже писали в газетах.
Еще когда он был отроком, летом в деревне с ним приключилось нечто необычайное. Купаясь в реке, он чуть не утонул, что произвело на него, очевидно, столь сильное впечатление, что он слег и даже бредил. Боялись холеры. Приехал врач и, хотя симптомов холеры не обнаружил, заявил, что мальчик не жилец на этом свете.
В самом деле, он таял на глазах и понимал, что умирает. Все знали, что он смерти боялся до ужаса еще в том возрасте, когда дети о смерти не думают и понятия не имеют. Позвали священника, которого Аристей так испугался, будто привиделся ему черт. Все ожидали неминуемой развязки.
Настала ночь, тихая, звездная. Няня, заглянув к нему, не застала его на кровати. Дверь на балкон полуоткрыта. Но там никого. В доме поднялся переполох. Нашлись свидетели - два мужика, которые уверяли, что видели барчонка на балконе в тот момент, как он взял и полетел в сторону реки. Бросились искать. Между тем рассвело, солнце взошло, день настал, а мальчика и след простыл.
Снова позвали мужиков, установили, с какого места они наблюдали за полетом барчонка и, выходило, что он мог приземлиться, если вправду унесся по воздуху, уже на том берегу. А там луга, заводи... Отправились на поиски и за реку. Уже под вечер, когда все собрались у лодок, он выбрался из-за кустов, где, верно, преспокойно спал, потому что был совершенно здоров.
На вопросы однако отвечал односложно: «Не помню», но с улыбкой такого дивного удивления, что, казалось, что лишь затрудняется ответить. На радостях, что все обошлось, его оставили в покое.
С ним произошла перемена: в гимназии без всяких усилий, вечно витая в облаках на уроках и дома, чтобы готовиться к ним, оказался в числе первых учеников. Также он учился в университете: выбрав естественные науки, зачитывался дома и на лекциях философскими работами и сказками.
Он рано лишился матери, а отца мало знал, поскольку рос у бабушки, души в нем не чаявшей. И еще целая стайка кузин и племянниц окружала его с юных лет, так что воспоминания детства не отпускали его долго, не потому, что он был счастлив, скорее всего, нет, но и мука воспоминаний служила ему источником внезапных озарений, не говоря о новизне впечатлений, чем он и дорожил больше всего. Так, что, не очень удивились, когда он однажды принялся утверждать, что в его судьбу вмешались феи, когда он заболел и лежал при смерти. Вообще он, может быть, провел целую жизнь в стране фей, прежде чем вновь вернуться к людям, то есть проснуться в кустах на другом берегу. Здесь начиналась сказка, о которой он сам поведал однажды.
2
Аристей родился в Сибири. Его отец строил мосты; его мать, женщина необыкновенной красоты, учительствовала в деревне; их жизнь могла бы быть прекрасна, если бы не тяжелый характер отца: впадая в гнев, он мог поднять руку на жену, что ему дорого обходилось, ибо сам с трудом выносил свою вину.
Отец любил рыбалку, и мама по настроению ездила с ними, то есть заодно с сыном... Было весь день тихо и знойно, и вдруг поднялся ветер, когда они выезжали на главную протоку, лодку перевернуло, отец бросился спасать сына, а мама исчезла бесследно; ее искали неделю - и не нашли. «Она плавала, как русалка», - говорил отец, он за нее не боялся, а сынишка мог утонуть от испуга и неожиданности, хотя умел плавать, как все дети, что растут у реки.
Но это был земной вариант ее судьбы, ибо еще при ее жизни он прознал, что его мама - фея, в чем доподлинно убедиться у него был случай. Надо сказать, отец сделал ему рогатку, и он принялся стрелять из рогатки камешком по птицам и поднял страшный переполох в пернатом царстве. Ласточки и воробьи, собираясь в огромные стаи, повели войну между собою.
Мама поняла, в чем дело, и велела ему взглянуть в ее глаза: «Не бойся, - сказала она. - Взгляни с полным доверием и с любовью, если любишь меня больше, чем кто-либо, как я тебя люблю. Я тебя плохому не научу». Он заглянул в ее глаза - перламутровый блеск ее глаз с золотинками проник в его душу. Он вздрогнул, трепет пробежал по его телу. Взволнованный, он отправился неведомо куда.
Он шел берегом реки, кажется, впервые сознавая, какой чудный, скромно приветливый мир перед ним. Вода сияла и переливалась, а в ней, у самой полоски песка, галька светилась, как россыпь драгоценных камней. Над полосой песка выше, горячей на солнце, как летом в зной, вились бабочки - белые, красные, желтые, всевозможных расцветок, одна краше другой и причудливей!