- И что же? - вопрошали они у самих себя.
- А вот что! Как-то Аполлон, играя свою роль на представлении трагедии Еврипида «Орест», повстречал богиню любви и красоты, тоже охотно сходившую на подмостки, прием, как известно, получивший название «бог на машине».
В это время откуда-то сверху спустились молодой мужчина и молодая женщина, весьма пригожие, едва одетые, явно изображая бога света и богиню любви.
На этот раз раздались аплодисменты, все весело переглядывались, не зная даже хорошенько, чему радуются. Лишь кардинал Содерини, люди которого следили за подозрительными комедиантами, возмущенно вскочил на ноги и кинулся вглубь сцены и тут же вернулся.
- Они сбежали, ваша светлость!
- Не может быть, - возразил герцог, не видя и Бьянки.
- Теперь они мои!
- Кардинал, вероятно, хочет, чтобы духи Ада поступили к нему на службу, - сказала Бьянка, выходя из-за кулис.
- А ты где была? - герцог мгновенно вспыхнул гневом.
Кардинал метнул взгляд на молодую женщину и на герцога, подозревая некий умысел против него, то есть церкви.
- А! - изобразил он испуг и страшную догадку. - Ведьма! Ваша светлость, налицо заговор. Если не против вашей особы, то священной особы и власти наместника Петра.
- В погоню! - вскричал герцог.
- Ваша светлость, поскакали за беглецами тотчас. Далеко не уйдут, - доложили ему.
- Еще как уйдут, - сказала Бьянка. - Для них нет преград ни во времени, ни в пространстве.
- Ведьма! - снова возвысил голос кардинал.
- Страшное обвинение, милая, - герцог подошел к Бьянке.
- О, мой повелитель! Я верна тебе и люблю тебя! - она обняла его, а он вонзил кинжал ей в спину.
В поднявшейся суматохе упала свеча, и театр загорелся, мгновенно охваченный пламенем как будто со всех сторон.
Они мчались на конях по каменистой дороге, ведущей все выше к горам, а за ними неслись всадники - около двух десятков, разделяясь на две, а то на три группы, разбираясь в местности, конечно же, куда лучше них.
- Сдается мне, - вскричал Аристей, - нас загоняют в ловушку. Впереди, очевидно, нет дороги либо моста через ущелье.
- Похоже на то, - отвечал Леонард.
Каменистая тропа оборвалась, и перед ними открылось горное озеро, справа и слева - ущелья, где не видно ни дорог, ни мостов. Всадники замелькали за кустами. Солнце село, и быстро темнело. Аристей предложил спешиться в надежде на надвигающуюся ночь, что скроет их в ущелье. Но Леонарду показалось это уж слишком унизительным. Прекрасная Бьянка пусть услышит о нем иную весть.
- Аристей! Пришпорьте коня во всю мочь! - велел он. - Если сорвемся в пропасть, так уж быть, укроемся. Но я-то думаю, с нас довольно. Летим!
- Бог мой! - взмолился Аристей, испытывая одновременно и ужас, и восторг.
На глазах озадаченных всадников, уже обступивших их на высокой кромке, они бросились во весь опор вперед и взлетели над озером, будто у них выросли крылья, а лошади выпали вниз в бесконечном прыжке, пока не разбились о скалы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Царское Село. Дом графини Муравьевой Анастасии Михайловны в небольшом саду неподалеку от Екатерининского парка. Графиня, Эста. Входят Диана и Легасов, возвращаясь с приема у государя императора в Большом Екатерининском дворце.
Легасов устало:
- Столпотворенье, шествие по кругу - прием ли это? Раут? Я не знаю. Роскошно, но величия былого, мне кажется, уже в помине нет.
Диана, откашлявшись:
- В короне и со скипетром царя живого видела я первый раз и, верно, уж последний, без величья, простого смертного, как я и вы. И жаль чего-то до тоски и грусти.
Эста с беспокойством:
- Диана!
- Что? Не о себе я плачу. Ну, как у Чехова в «Вишневом саде», в нас что-то исчезает из былого, как юность и отрада утра дней.
Легасов завздыхал вовсе:
- Что неблагополучие в имперьи достигло крайних уж пределов, ясно. С явлением Антихриста воочью. И век жестокий обнажает пасть, ввергая нас всех в новую войну.
Анастасия Михайловна, переглянувшись с Эстой:
- Ах, Тимофей Иванович, да полно! Эрота знаем мы и Люцифера мы видели; они не так и страшны, скорей чудесны - силой волшебства.
- Ну, что Эрот, что Люцифер - все черти! Я верую; я православный; грех не мил мне, стыд во мне еще сидит.
Диана встряхивает капельки дождя с локон, поводя головой.
Графиня смеется:
- Да православная и я и что же? Эрота не боюсь, пускай он демон, как говорят.
Диана, припоминая:
- Несчастен он и мил. На острове, возникшем, как мираж, предстала жизнь в Элладе из столетий, давно минувших; жаль, всего на миг.
Легасов с сарказмом:
- Да фокусы новейших шарлатанов. На синема похоже, как не чудо?
Эста с тревогой:
- Что если остров погрузился в море, как Атлантида?
Диана с улыбкой удивления:
- Остров ввысь вознесся. Но, унесясь в неведомые дали, что если там остались безвозвратно?
Легасов с хохотом:
- А если угодили прямо в ад? Оттуда в самом деле нет возврата.
Эста уверенно:
- Эрот в Аид, а Люцифер-то в Ад? Но тут проблем для них не существует.
Диана, впадая в грусть:
- Проблемы здесь - поймают, как смутьянов, засадят в Петропавловскую крепость.
Легасов радостно:
- Да, да, креста же с ангелом на шпиле не перейти им, сгинут в заточеньи.
Диана с укором:
- Как лучшие сыны России, да? Ты шутишь не со зла, но вряд ли кстати.
- Я вовсе не шучу; сужу по вере.
- Да, что с тобою? Бес вселился, что ли?
Небо проглядывает в разрывах дождевых облаков; занимается заря.
Эста потягивается:
- Мы будем спать иль нет?
Диана качает головой:
- Да мне пора. Еще я не собралась. Завтра еду.
Графиня справляется:
- Куда?
- Поближе к милому пределу.
Эста с готовностью:
- В Москву и в Савино и я б охотно уехала с тобой, Диана.
Диана со слабой улыбкой:
- Нет, придется разминуться нам, Психея… Хотя страшусь я за тебя, но Мойры неумолимы. Жизнь прошла, как сон прекрасный и ужасный, - что ж еще?
Да лучше не бывает, как ни взглянешь, а все конец один. В том есть ли смысл?
Прощаются. Диана и Легасов уезжают. Графиня уходит к себе. Эста в беспокойстве поднимается по мраморной лестнице, затем по круговой до башни с окнами вокруг, откуда видны окрестности и Петербург вдали, преображенные высотой обозрения, словно даль во времени, сиюминутная и вечная, то сияющая на солнце по весне, то погруженная в грозовые тучи непогоды или войн, то снова тишь да гладь, божья благодать лугов, лесов и рек.
Эста просматривает окрестность:
- Как в детстве все, предвечный мир вокруг, как явь и сон, со сменой декораций, мишурной моды, словно маскарад…
За оградой, где начинаются луга и перелески и просияло утреннее солнце, двигается кавалькада из пяти или семи всадников и всадниц в блестящих одеждах, как с картин Брюллова.
- Как это я все вижу? Или дух Психеи там витает? - Пошатывается, теряя сознание.
2
Диана открыла глаза и некоторое время видела совсем не то, что должна видеть, лежа в постели в московском доме мужа. Или она неприметно снова впала в дрему, в негу, столь удивительное уже для нее ощущение счастья и здоровья юности. Перед ее глазами, точно в сию минуту, распахнулись высокие белые двери, и вот она входит в большую гостиную с зеркалами в простенках между окнами, свет падает на клавиши рояля, на ее новое нарядное платье, в котором, может быть, впервые выглядит, как взрослая барышня.