Аристей, рассмеявшись:
- Он поступал как врач, как маг-ученый.
Принцесса кивает:
- Я знаю, и при этом был влюблен. Я не в обиде: стыд ведь как влюбленность питает негой женственность и счастье, что проявляется в нас грацией.
На ковре, босая, повторяет простейшие движения, словно едва удерживаясь от танца или полета.
Аристей, направляясь к выходу:
- Мы встретимся за ужином. Согласны?
Принцесса, заглядывая ему в глаза:
- Я в вашей власти, принц.
Аристей вопросительно:
- Что это значит?
Принцесса смеется не без смущения:
- Такая роскошь здесь. Вы принц-наследник. Я чувствую наложницей себя, когда свобода мне всего дороже была и будет…
Аристей, возвращаясь назад:
- Вас я узнаю! Вас звали Варя. Или это кличка? Вы приходили за литературой… Затем на маскараде Афродитой явились и, Эрота со Психеей всем на потеху разыграв, сокрылись!
Принцесса узнающим, интимно нежным взглядом:
- А вы, художник Аристей Навротский, представший принцем и владельцем замка на горных высях под страною света!
Мне кажется, я знаю все о вас, от старца с таинством его стремлений, во мне хранил он тайны бытия, отныне вам открытые во мне.
Аристей с пылом:
- Как в красоте и женственности нежной, и мирозданья, и природы всей? А грация? Величие во взоре… Божественное явлено в тебе! - Поспешно уходит, ощущая, как брелок ожил, очевидно, в предостережение ему.
4
Граф Фредерик сообщает по телефону:
- Принц! Альпинисты изменили маршруты и слишком близко подошли к замку. Пришлось им помочь перестрелять друг друга.
- Хорошо ли это? – усомнился Аристей.
- Да, это не решение проблемы. Но ее создают они сами. Что делать? Вслед за монахами и учеными к нам повадились альпинисты и авантюристы. Мы вправе охранять наши границы и безопасность, как любое государство.
- Но просто перестрелять?
- Принц! В общем, мы знаем, кто пытается проникнуть в замок. Ведь они собирают информацию в городке, а мы – о них. По сути, это мафиози и спецслужбы ближнних и дальних стран. За трупами они официально не обращаются.
- Значит, дело достаточно серьезно.
Всяких дел и проблем хватало, и это напрямую было связано с общим состоянием в мире – от первой мировой войны до второй, когда Аристей, не замечая хода времени, всецело посвятил себя сооружению корабля по модели даймона.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Над ним просияла густая синева южного неба с видами Рима, но то ему не померещилось, как следовало ожидать, в духе посмертного опыта, ведь что-то ужасное с ним приключилось, а он сам вышагивал по узким улочкам древнего города, поглядывая по сторонам, внешне беззаботный, а про себя сосредоточенный, отъединенный от всех, как постоянно ощущал свое одиночество всюду, в особенности за границей, что, впрочем, вполне естественно при посещении музеев, в которых волей-неволей оказываешься как бы в двух измерениях - некогда и теперь.
Узкая улочка, извиваясь по склону холма, вела к его вершине, где находилась старинная вилла с садом, откуда хорошо просматривался Рим, с куполом собора святого Петра, заполняющим центр города в непосредственной близости.
Вилла и сад были открыты для посетителей в определенные часы, но на этот раз, уже под вечер, Леонард беспрепятственно вошел в сад, не встретив ни служителей, ни охраны. За деревьями в лучах заходящего солнца сияли окна небольшого дворца эпохи Возрождения. Все вокруг объято тишиной и даже запустением, будто хозяева в отъезде либо умерли.
- Куда я забрел? - подумал вслух Леонард. - И зачем я здесь?
Но в полетах, для него неожиданных, когда он попадал в переплет с опасностью для его жизни, всегда проступал смысл.
Вдруг послышались топот копыт и стук колес, и в раскрытые настежь высокие ворота въехала коляска, в которой сидели две женщины, обе с милым и веселым выражением на лицах, обращенных на него, одетые в нарядные платья старинного покроя, в шляпках с перьями. Это были княгиня Зинаида Николаевна и Диана. Леонард опешил от неожиданности. Как! Диана? Она, или это сон?
Окликнув его по имени, они заговорили с ним так, будто разминулись недавно, на Корсо, где шел второй или третий день Римского карнавала, на что указывали и цветы, которыми была забросана вся коляска.
- Леонард! Знаешь, что случилось? - по выражению лица Дианы можно было рассудить, что она не знает: ей радоваться или плакать.
- Что-то ужасное! - рассмеялась княгиня. - Ее узнали.
Если в первый день карнавала бросались конфетти (из мучных, с примесью извести шариков), что не совсем безопасно, да похоже на настоящую войну всех против всех, то букетиками цветов скорее обменивались либо отмечали тех, кто привлекал всеобщее внимание.
- Вы смеетесь, княгиня. А мне не до шуток, - заметила Диана с беспокойством.
Коляска остановилась у подъезда дома, где, как стало ясно Леонарду, поселилась его мать, а Диана, приехав недавно в Италию, гостила у нее.
Леонард не мог опомниться от удивления, чуть ли не до страха. Боже, это же была Диана! Только в юности, в пору их общего увлечения театром в деревне. Леонард, не успев обрадоваться, огорчился, решив, что это всего лишь сон. Только, где и когда он видит этот сон, не мог сообразить, соответственно знать, что его ожидает при пробуждении.
Дамы пребывали под впечатлениями от карнавала. Если княгиня, пышнотелая блондинка, - к старости, не старея, она располнела, - всегда привлекала внимание к себе всюду, то Диана, высокая, стройная, с миловидным лицом, держалась столь грациозно и обаятельно, что, неудивительно, две русские дамы на Корсо были замечены, и теперь, при их весьма уединенной жизни, все продолжало их веселить, и Леонарда привечали они всячески, не отвечая толком на его вопросы, впрочем, как бывает при первых минутах встречи после разлуки.
Вдруг дамы, переглянувшись, примолкли, и Диана сказала:
- Эста с графиней в Ницце. Там же и Легасов.
2
За скромным ужином (поскольку княгиня не ожидала гостей, а прислуга вся на карнавале веселится) в старинной комнате с картинами знаменитых художников, при свечах, дамы принялись расспрашивать молодого человека, что он и откуда, а он толком ничего не мог сказать, чему они лишь смеялись.
Леонард загрустил, хотя мог бы развеселиться, радуясь, что Диана столь же юна, княгиня столь же моложава, какими он знал их некогда в России, да и он был по-прежнему молод. Сон!
Хотя неизвестно, что его ожидает, жажда пробуждения охватила его, всплытия, будто он тонет в море времен. Но, верно, этого не могло случиться раньше, чем он достигнет дна, неких предельных глубин, чтобы устремиться вверх, до неба.
Где-то далеко по анфиладе комнат с закрытыми дверями раздался стук, затем он повторился ближе и совсем близко. Зинаида Николаевна окликнула:
- Это вы, граф? Войдите, пожалуйста! - добавила, обращаясь к сыну. - Это сын хозяина этой виллы. Я помню его еще мальчиком.
Вошел молодой человек, смуглый, черноволосый, серьезный и грустный, и по тому, как он взглянул на Диану, точно ему больно, Леонард понял, что граф влюблен, и ему сделалось и вовсе грустно, до отчаяния, ведь и он влюблен в нее и давно, теперь уже целую вечность.
На пределе отчаянья он мог сорваться и унестись, бог весть куда, но голос княгини вернул его к действительности, лишь оказался не у окна, где стоял, а у двери за спиной графа.
- Вы очень кстати, граф, - заговорила Диана со свободой, как она держалась и с Зинаидой Николаевной. - Нас посетил наш соотечественник, сын княгини, о котором вы из наших разговоров несомненно слышали, - и она представила молодых людей друг к другу.