– Яша, я только что домой завалился, автомат и вещмешок в угол комнаты бросил. Часа полтора добирался с базы. Сегодня хамсин. Я потный и грязный. Сейчас разденусь и под душ… У меня вечером встреча с девушкой. Значит так – я приглашу Свету в клуб, и часов в девять мы за тобой заедем. Идёт?
– Спасибо, Гриша.
Яков повесил трубку, сел в машину и завёл мотор.
Родители уже были дома. Он поздоровался и прошёл в свою комнату.
Мать сразу почувствовала неладное, она поднялась с дивана стала в дверном проёме.
– Яшенька, что происходит?
– Я очень сожалею, но, похоже, вам не увидеть ваших внуков. Рахель выходит замуж.
– Ну и характер. «Есть женщины в русских селеньях…» – процитировала Ребекка Соломоновна.
– Не в этом дело. Она убеждена, что виновна смерти мужа, что Господь покарал её за измену.
– Илья, ты слышишь? – спросила Ребекка, обернувшись назад.
– Да, я всё слышал, Рива.
Илья Зиновьевич поднялся с дивана и тоже подошёл к двери.
– Не отчаивайся, Яша. Жизнь порой преподносит сюрпризы, которые богаче и неожиданней самой смелой фантазии. Если вы любите друг друга, б-г вам поможет.
– Папа, о чём ты говоришь? Я же говорил с ней. Это её выбор и никто не сможет что-либо изменить.
Илья Зиновьевич задумался, пожал плечами и вернулся в гостиную. Ребекка Соломоновна, не найдя, что сказать, последовала за ним. Яков растянулся на тахте, стараясь расслабиться и отвлечься от мыслей о Рахель. Минут через пять, убедившись в тщетности своих намерений, он встал и, гонимый здоровым инстинктом самосохранения, направился в кухню.
– Яшенька, я купила карпа и пожарила. Ты же любишь, – сказала вдогонку ему Ребекка Соломоновна.
– Спасибо, мама, я разберусь.
– Я ещё и картошку пожарила. Возьми кетчуп или свежий помидор.
Яков подогрел всё в микроволновке и сел у окна. Яркие вечерние сполохи в западной части неба торжественно приветствовали наступление прохладной майской ночи. Поев, он вновь повалился на тахту. Голова его потяжелела от напряжения, а тело наполнилось горячей нервной усталостью.
– Мама, я посплю. Разбуди меня в половине девятого. За мной Гриша заедет, – проговорил он, стремительно погружаясь в бездну снов.
– Хорошо, сынок, – ответила она, но Яков едва ли слышал её.
2
Народу в клубе было ещё немного, и они легко нашли столик у стены справа от сцены. За соседним столом двое парней с подругами потягивали коктейли, обмениваясь иногда словами, смысл которых заглушался звуками музыки. Бармен за стойкой, высокий мужчина лет сорока в элегантной шёлковой блузе свободного покроя и схваченными на затылке длинными чёрными волосами, ловко, словно жонглируя бутылками, разливал напитки по высоким стеклянным бокалам. Парни и девушки, получив свои коктейли, и, потягивая их через соломинку, отходили от стойки и возвращались на свои места. На возвышении сцены сияли сталью и медью ударные инструменты, стоял на четырёх ножках электроорган, лежала на стуле поблескивающая в неярком свете юпитеров электрогитара. Оркестранты уже собрались и сидели недалеко, попивая виски.
Яков безучастно опустился на стул. Света и Гриша сели по другую сторону стола, посматривая на широкую площадку, где в одиночестве танцевали под звуки джаза молодой брюнет и девушка в футболке и джинсах, облегающих её плотные бёдра и длинные стройные ноги.
– Закажем что-нибудь? – спросил Гриша, и, не дождавшись ответа, направился к бару.
Он вернулся с тремя бокалами и протянул Якову один с бесцветной прозрачной жидкостью.
– Я взял тебе текилу, Яша. Выпей, полегчает.
– Спасибо, друг, – сказал он и, не раздумывая, выпил её несколькими большими глотками.
Мягкое жжение охватило горло и верхнюю часть пищевода. Яков прижал тыльную сторону ладони к губам и наклонился к столешнице.
– Ну как? – осведомился Гриша.
– Хорошо пошло. Потом ещё выпью. Представь себе, я первый раз после приезда. Некоторые израильтяне убеждены, что «русские» поголовно алкаши и удивляются, когда говоришь им, что это не соответствует действительности. Местная пресса распространяет о нас небылицы, – заметил Яков.
– Она выполняет социальный заказ. Здешняя элита видит в нас конкурентов и заинтересована в том, чтобы ославить нас в глазах аборигенов, – поддержал тему Гриша.
– Чтобы «русских» евреев считали своими, должно пройти немало времени. Ксенофобия, страх к чужакам – закон природы.
– Мы здесь тоже стали другими, – продолжил Гриша. – Распались наши прежние кампании. Друзей разбросало по всему миру, а те, кто в Израиле, разбежались по разным городам. Да и не до праздников, в общем-то. Первые годы ты занят тем, чтобы выучить язык, найти работу, подсобрать деньжонок и купить машину или квартиру и оплачивать коммунальные расходы. А когда садишься за стол в праздник, то уже пьёшь вино. Не с кем водочки выпить.