— А что с немецкими танками? — спросил я, разглядывая фотографии чертежей.
— Как видите, они экспериментируют с расположением брони, но пока не пришли к наклонным листам, — ответил Мышкин. — Их основная проблема — слабые двигатели. Они по-прежнему делают ставку на бензиновые моторы. И заметьте, качество оптики у них на голову выше нашей.
Я кивнул, рассматривая детали немецкого оптического прицела.
— Нам крайне необходим технологический обмен в этой области, — задумчиво произнес я. — Можно ли организовать официальную делегацию в Германию или Чехословакию для переговоров о совместном производстве оптики?
— Вполне, — Мышкин сделал пометку в своем блокноте. Затем оглянулся на дверь, будто проверяя, не подслушивает ли кто, и наклонился ближе: — Будьте осторожны с восточным вопросом. Такие геополитические инициативы требуют тонкого подхода. Сталин может воспринять это как вторжение в сферу чистой политики, которую считает исключительно своей прерогативой.
— Учту, — серьезно ответил я. — Но потенциальная награда стоит риска.
Мышкин молча кивнул и поднялся.
— Удачи, Леонид Иванович. Машина будет ждать вас у главного входа в пятнадцать часов тридцать минут. Я буду сопровождать.
После его ухода я просмотрел все подготовленные материалы, мысленно проговаривая ключевые моменты доклада. Особое внимание уделил разделу о танковом проекте. Здесь придется признать наличие проблем, но сразу предложить решения. Сталин не любил жалоб, его интересовали только конкретные предложения.
Я вновь перебрал документы, проверяя расчеты и прогнозы. Технически все было безупречно.
Даже если вождь вызовет экспертов для проверки, они подтвердят мои выводы. Данные геологоразведки, анализ проб нефти, расчеты потенциальной добычи — все говорило в пользу масштабного освоения региона между Волгой и Уралом.
В пятнадцать двадцать я собрал все материалы в портфель и спустился к главному входу. У подъезда наркомата уже ждал черный автомобиль с характерной правительственной маркировкой. Мышкин стоял рядом, непроницаемый как всегда.
Поездка до Кремля заняла всего пятнадцать минут. Машина миновала Лубянскую площадь, проехала по Театральному проезду мимо Большого театра, свернула на Красную площадь и остановилась у Спасских ворот.
Часовые проверили наши документы с исключительной тщательностью, несмотря на правительственный автомобиль. Один из них внимательно сверил мою фотографию в пропуске с лицом, словно видел меня впервые, хотя я бывал в Кремле неоднократно.
После проверки мы прошли через Спасские ворота на территорию Кремля. Кремлевские соборы и дворцы, освещенные послеполуденным солнцем, казались нереально красивыми и отстраненными от суеты индустриализации, охватившей всю страну.
Здание Совнаркома встретило нас прохладой мраморных коридоров и строгой деловитостью. Стандартные портреты вождей на стенах, сотрудники в форменных кителях, снующие с папками документов, телефонные звонки из кабинетов.
В приемной Сталина нас встретил Товстуха, его личный секретарь, худощавый человек с внимательным взглядом и аккуратно подстриженными усиками. Он бросил короткий оценивающий взгляд на мой портфель с документами.
— Товарищ Сталин еще не освободился. Подождите здесь, — сухо сказал он, указывая на кожаные кресла у стены.
В приемной уже ожидали несколько человек. Они негромко беседовали, склонившись над какими-то бумагами.
Я сел в указанное кресло, положив портфель на колени. Мышкин устроился рядом, сохраняя бесстрастное выражение лица. Но я знал его достаточно хорошо, чтобы заметить легкое напряжение в линии плеч. Даже он, бывший контрразведчик, испытывал некоторую тревогу перед встречей с вождем.
Минуты ожидания растягивались в вечность. Я мысленно еще раз прошелся по всем пунктам предстоящего доклада. Бакинская модернизация, турбобуры, каталитический крекинг, проблемы с танковым проектом, «Второе Баку», Дацинское месторождение… Столько нужно было успеть обсудить, и все это требовало ясного, четкого изложения.
Наконец дверь кабинета открылась, и вышли два человека. Они коротко кивнули ожидающим и быстро удалились по коридору, негромко переговариваясь между собой.
Товстуха заглянул в кабинет, затем повернулся ко мне:
— Товарищ Краснов, проходите. Товарищ Сталин вас ожидает.
Я поднялся, поправил галстук и одернул пиджак. Мышкин остался в приемной. На такие встречи допускались только непосредственные участники.
Подойдя к массивной двери кабинета, я на мгновение остановился, собираясь с мыслями. Предстоящий разговор мог изменить ход истории. Если мне удастся убедить Сталина в необходимости энергетического рывка. Я глубоко вдохнул, выпрямил спину и решительно взялся за дверную ручку.