Я внимательно изучал карту, мысленно сопоставляя ее с теми знаниями о месторождениях региона, которые помнил из своего прошлого. Нужно так скорректировать маршрут экспедиции, чтобы охватить все ключевые точки, но при этом не вызвать подозрений своей «необъяснимой» осведомленностью.
— А что насчет этого района? — я указал на точку западнее намеченного маршрута, притворяясь, что просто интересуюсь.
Архангельский пожал плечами:
— Не очень перспективный участок, по предварительным данным. Равнинный рельеф, отсутствие характерных геологических структур на поверхности…
— И все же я бы рекомендовал включить его в маршрут, — сказал я, зная, что именно там расположено Шкаповское месторождение, еще один нефтяной гигант, который будет открыт в моей реальности лишь через десятилетие. — Некоторые особенности микрорельефа указывают на возможные подземные структуры. К тому же, там есть упоминания местных жителей о «горючей воде» в колодцах.
Архангельский с уважением посмотрел на меня:
— Если вы настаиваете, включим. Ваша интуиция уже не раз себя оправдывала.
В это время со стороны лабораторных установок раздался возбужденный возглас. Вороножский, нарушая все правила безопасности, лихорадочно смешивал какие-то реактивы в большой колбе, одновременно что-то бормоча себе под нос.
— Борис Ильич, что вы делаете? — встревоженно спросил Ипатьев, поднимаясь с места.
— Тсс! — шикнул на него Вороножский. — Не мешайте! Николаус подсказал мне гениальную идею. Сейчас мы ускорим активацию катализатора в десять раз!
Он сыпал серовато-зеленый порошок в колбу с прозрачной жидкостью, одновременно нагревая ее на спиртовке и что-то нашептывая. Молодые сотрудники лаборатории с интересом наблюдали за процессом, хотя некоторые выглядели обеспокоенными нарушением протокола.
— Сейчас, сейчас… — бормотал Вороножский. — О, великий Гермес! О, мудрый Парацельс! Помогите вашему недостойному последователю! Николаус, ты чувствуешь это? Энергия преобразования, великая сила трансмутации!
Жидкость в колбе начала менять цвет, постепенно приобретая глубокий синий оттенок с фиолетовым отливом. Вороножский торжествующе поднял колбу:
— Готово! Активированный катализатор! Теперь проверим его на модельной реакции.
К моему удивлению, несмотря на странный ритуал и нарушение всех возможных научных протоколов, эксперимент Вороножского дал отличные результаты. Когда катализатор добавили в модельную смесь углеводородов, имитирующую нефть, степень конверсии тяжелых фракций в легкие составила почти семьдесят процентов.
Невероятный результат для тех технологий, которые существовали в начале тридцатых годов.
— Потрясающе, — признал Ипатьев, изучая результаты анализа. — Борис Ильич, если отбросить всю эту мистику с созвездиями и заклинаниями, вы создали революционный катализатор. Это прорыв в нефтехимии.
Вороножский гордо выпятил грудь:
— Конечно, прорыв! Николаус никогда не ошибается. Созвездия всегда подсказывают правильный путь! Сегодня Юпитер в соединении с Сатурном, идеальное время для синтеза новых материалов!
Я не стал разубеждать эксцентричного гения. Если его методы, какими бы странными они ни казались, приводят к нужным результатам, пусть продолжает работать в своем стиле. В конце концов, в истории науки известно немало случаев, когда важнейшие открытия делались самыми необычными путями.
— Борис Ильич, — обратился я к химику, — как вы оцениваете возможность промышленного внедрения вашего катализатора? Сможем ли мы масштабировать процесс для заводских условий?
Вороножский на мгновение задумался, погладил свой крючковатый нос:
— Для этого нужно будет уточнить астрологические расчеты… — пробормотал он, но, заметив мой скептический взгляд, быстро добавил: — То есть, я хотел сказать, нужно оптимизировать процесс синтеза. В принципе, при правильном подборе оборудования и условий, мы сможем наладить производство до ста килограммов катализатора в месяц. Этого достаточно для перерабатывающей установки средней мощности.
— Отлично, — удовлетворенно кивнул я. — В таком случае, подготовьте детальное описание процесса и требования к оборудованию. Мы начнем строительство опытной установки каталитического крекинга на Ново-Бакинском заводе уже в следующем месяце.
Ипатьев поднял на меня недоуменный взгляд:
— Так скоро? Обычно от лабораторных испытаний до промышленного внедрения проходит несколько лет. Нужны многочисленные проверки, испытания, сертификации…
— У нас нет этих нескольких лет, Владимир Николаевич, — твердо ответил я. — Стране нужен высококачественный бензин для авиации уже сейчас. Каждый месяц промедления — это отставание в технологической гонке, которую мы не имеем права проиграть.