После обеда я вколол себе растворённый «баклажанчик». Меня повело, и я пошёл прилечь, распорядившись мысленно, чтобы вымыли посуду и кастрюлю — плов доели до последнего зёрнышка органиты.
… Я метался по своей постели, ничего не понимая. Меня корёжило так, что я готов был вылезти из собственной шкуры, вырвать себе глаза и отгрызть вторую, пока ещё здоровую руку! Казалось, что каждая клеточка моего тела росла, разрывая собственную оболочку, каждая косточка двигалась во мне, избирая своё, удобное только ей, новое место. Я что, сам превращаюсь в монстра?
Но нет, вроде бы все конечности и само тело оставалось в том же состоянии. По крайней мере, внешних изменений во мне не происходило. Это уже хорошо. Но эта боль! Почему? В прошлые разы всё было совсем не так. Растворённые «фиолетки» действовали плавно и мягко. Что же сейчас происходит со мной???
На кровать ко мне запрыгнула Мурка и стала тереться своим пушистым боком. Я открыл рот, чтобы сказать ей: «Да отстать! Лучше вон по потолку пробегись!», но не успел… Лисица вдруг подпрыгнула, перевернувшись в воздухе, «припотолочилась» лапами и пошла!
Зато боль меня частично покинула. «Ладно, слазь давай. И лучше попрыгай на задних лапах!» — скомандовал я мысленно Мурке. И вот уже передо мной выступление солистки из ансамбля русского народного танца. Что это?
Я немного успокоился, дал команду Мурке остановиться и полежать рядом со мной, что она тут же и выполнила. Похоже, таким макаром во мне проснулся дар. И дар этот — гипноз животных. Не знаю, смогу ли я вводить в транс людей, но, судя по Мурке, со зверями у меня этот трюк удаётся офигенно.
Так, а какую можно извлечь из всего этого пользу? Первое: можно не убивать всех монстров подряд, а вводить их в состояние анабиоза, вытягивая в это время у них из голов камешки. Ну, как я и хотел сделать с анакондой. Но та была сильнее меня, а у меня самого был слишком слабый уровень. Поэтому и не получилось. Сейчас совсем другое дело, сейчас у меня должно получиться!
Мне захотелось прям сейчас бежать и проверять свою гипотезу. Еле-еле уговорил себя отложить это хотя бы до завтра. К тому же жрать захотелось после всех этих физиологических выкрутасов просто неимоверно! Я залез в свои запасники, вытащил вяленую ногу кабановолка и с удовольствием стал её лопать. Ну, конечно, в общине — а у нас тут как раз и образовалась самая настоящая община — так вести себя не положено, но мне что теперь, сдохнуть с голода?
Насытившись, я отрубился уже глубоким спокойным сном. И снилась мне мама… Впервые за полгода. Я видел её не измученной и постоянно недовольной тёткой в каких-то бесформенных серых балахонах, а молодой и красивой, весёлой и ласковой, какой она была раньше, когда я ещё учился в начальных классах.
Глава 20. Васька и её команда
Интерлюдия
Ваське всегда не хватало экшена в жизни. Сколько раз родители объясняли: жизнь — не кино и, тем более, не компьютерная игра, в которой если тебя убивают, то ты можешь воспользоваться запасной жизнью. Но Ваське подобные объяснение были, как говорят, что коту «Лебединое озеро». То есть абсолютно сине-зелёно.
— Василиса, ох, Василиса, — нудила бабуля. — Мы ж, когда тебе это имя давали, рассчитывали, что девочка у нас вырастет умницей-красавицей, хозяюшкой-рукодельницей. А ты? Всё бы тебе с мальчишками по двору мяч гонять да по заборам штаны рвать, в казаки-разбойники играя. Тарелку помыть не допросишься. А уж если вдруг ты ненароком и возьмёшься за какие домашние дела, того и смотри, как бы всю посуду не переколотила да вместо поваренной соли в суп английской не насыпала…
Про английскую соль Васька ничего не знала, поэтому эту часть нотации просто пропускала мимо ушей. А про имя — тут да, тут у неё было оправдание.
— Во-первых, я вовсе не просила меня рожать девочкой. Мальчиком мне было бы в тысячу раз удобнее. Во-вторых, Василисой называть девочку — это вообще гольный кринж! Вы бы меня ещё Доброокой назвали и ругали бы потом за косоглазие!
На самом деле небольшое косоглазие Ваську не портило, а придавало ей некий шарм, «выделяло из толпы» — так утверждал её дядя по маминой линии. И учителя Ваську сразу же запоминали, не то что тихонь с одинаковыми правильными чертами. Таньку Маркелову и Гальку Дарову вообще даже к концу учебного года новенькая училка так и не запомнила.
Но это было в средних классах школы. Сейчас, заканчивая одиннадцатый, Васька уже вполне смирилась с именем, просто сократила Василису до Васьки, а на ворчания бабули и матери научилась не обращать внимания. Ну, что с них взять? Одно слово — предки. Бабуле пятьдесят четыре года, а матери тридцать восемь. Ещё неизвестно, какой старухой Васька будет, когда доживёт до этих тридцати восьми.