После они поторговались, сошлись, наконец, в цене, и занялись кенаром, который к этому времени умолк и, казалось, внимательно наблюдал за происходящим.
— И что же ты не поешь, маленькая птичка? — обратилась к нему дама, сузив губы в улыбку, — какой хорошенький!
Она взяла птицу прямо с клеткой, поблагодарила Хаима и направилась к воротам, отталкивая людей правым локтем. Он было хотел догнать ее и рассказать, что делать, если птица не станет петь, но только махнул рукой, потому что такая особа непременно явится обменять товар. А он бы уже и рад был этому.
— Бедный мой птенчик, — говорил Хаим, глядя на то место, где раньше помещалась четвертая клетка. — Вы, птицы, пришельцы в моем доме. Неизвестно, откуда вы являетесь и в чьи руки уходите, чтобы наполнять дома радостью. Пришельцы и есть. Потому сказано в главе «Мишпатим»: «Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо пришельцами вы были в Египте».
Тут Хаим поднял указательный палец и повернулся к мальчику, который стоял неподалеку и внимательно его слушал.
— Не бойся, подойди ближе. Да я давно тебя приметил, — Хаим вздохнул, схватился рукой за поясницу и возвратился в свое кресло. Он отогнал от себя ногой грузную мускусную утку и уставился на серую тучу, ворвавшуюся в это лазурное апрельское утро с северным ветром и привнесшую в него сырость и какую-то зябкую дрожь, — думал, украсть что-то хочешь.
— Не украсть, я птицу хотел купить, а ее купили уже, — Денис едва сдерживал слезы, но старался не подавать виду.
— Четвертого? — Хаим цокнул языком, — помоги мне с клетками, все уже на сегодня, — мой любимый птенчик улетел от меня.
Денис послушно носил клетки и ставил их на заднее сиденье стареньких «Жигулей». Пока Хаим прощался с соседями по рынку, Денис стоял возле машины и ждал. Ему так хотелось, чтобы этот человек взял его с собой.
— Что, хочешь ко мне поехать? Садись, покажу, где они у меня живут, чаем напою тебя, а то целый день тут вертелся, замерз, наверное. Думаешь, Хаим старый дурак, думаешь, Хаим ничего не видит, не слышит, не понимает ничего? — он говорил, одновременно нажимая кнопки на мобильном телефоне, — Двося, девочка, ставь чайник, я уже сейчас еду, с гостем. Да, если успеешь, сходи, купи, да. А дома тебя не хватятся? — спросил он у мальчика. — Пристегнись.
— Меня не хватятся, я интернатовский, если только от Алины Борисовны вечером попадет, но это ерунда все… Как оно здесь пристегивается? — мальчик запутался в ремнях и покраснел от стеснения.
— Давай, вот сюда, и оно само защелкивается. Любишь, говоришь, птиц?
— Да ничего я не говорю, просто того, из четвертой клетки, хотел купить.
Хаим снова цокнул языком.
— И денег, чай, много у тебя водится?
Денис коротко мотнул головой.
— Да, и купить хотел! Скажет же, купить!
Дома у Хаима было тепло и пахло птицами. Сначала Денис помогал переносить клетки и ставил их горкой в прихожей. Маленькая старушка помогла Денису раздеться. Пока она искала тапочки, Денис старательно подворачивал большой палец ноги, чтобы незаметно было дырку. Но старушка не замечала его стеснения. Она говорила с ним, как со старым знакомым, с которым только вчера рассталась, и Денис даже почувствовал себя чуть-чуть обманщиком. Она же не знает, о чем он думает, а, может, он вор, а может, он пришел сюда, чтобы потом обокрасть.
Когда Денис вошел в кухню, он забыл обо всем на свете. Столько птиц!
— Вот, птичка, не привезли мы твоего мальчика сегодня, будешь одна стараться. Ты девочка крепенькая, справишься, — он обернулся к Денису, — а тут твоего четвертого детки будут, вот, самочка в гнездышке сидит, видишь. И еще детки постарше в комнате, самчики, мы их отдельно держим. Они молодые — обучаются, у нас там что-то вроде школы. А эти курицы тут живут — они им мешать будут, и другие птицы тоже тут — овсянки, амадины, кардинал вот один есть, нравится?
Денис снова мотнул головой.
— Да, славный был четвертый. Тут ты угадал, что четвертый. Ты знаешь, я его тоже четвертым звал, — он весело засмеялся, как будто сам для себя сказал что-то неожиданное, — из-за того, что он в четвертой клетке жил. Но сам понимаешь, деньги нам нужны. Пойди, прокорми такую пропасть. А цифра четыре, то есть «далет», в еврейской традиции наделена огромным смыслом, — он поднял чашку, чтобы сделать глоток, а сам в это время покосился на жену.
Старушка только и ждала этого взгляда, она с укоризной смотрела на Хаима и качала головой, а теперь заговорила:
— Вспомнил, что он еврей. Всю жизнь не помнил, теперь вспомнил, что еврей, — Денису снова стало немного не по себе оттого, что она обращалась с ним, как со старым знакомым, — в синагогу стал ходить, что-то птицам там своим читает, читает, смотри, мальчик мой, в какого знатока превратился! Канторы, между прочим, еще десять лет назад вспомнили, что они евреи, и теперь живут в Тель-Авиве! А ты где живешь? Ты посмотри, где ты живешь! — старушка сморщилась и у нее задрожали губы.