Пожав плечами, Килли улыбнулась ему краюшками губ и махнула рукой, прежде чем развернуться и уйти. Её короткие тёмные волосы с фиолетовым отливом взметнулись на секунду вверх, и чудесный цветочный аромат донёсся до носа Майкл.
Пахло весной и любовью. Его любовью ко всему недоступному и загадочному. Майкл обречённо вздохнул и проводил взглядом Килли, скрывшуюся за поворотом в коридоре.
И почему все так настойчиво мешали ему наладить личную жизнь? Разве он о многом просил? Всего лишь немного времени в компании Килли, только и всего.
Только и всего.
***
На следующий же день – в свой выходной – выспавшийся Майкл решил больше не брать смены на «скорой» и поменять их на ночные дежурства в клинике. И не то чтобы он сделал это из-за Килли, просто ему самому было интересно узнать ответ на тот её вопрос про время.
Настроение от этого решения так сильно улучшилось, что на этой волне, он даже навёл порядок в своей съёмной однокомнатной квартире и перестирал все вещи. Единственное, что его огорчило – так это пропавший куда-то любимый шарф.
Он искал его везде, где только мог, но безрезультатно. Что ж, видимо, он остался где-то в больнице или ещё в десятке мест, где иногда бывал Майкл. Стало немного грустно, ведь этот шарф был последним подарком его матери, умершей четыре года назад от рака, но он утешал себя тем, что обязательно его найдёт и вернёт.
Остаток дня до смены в клинике Майкл провёл, разбирая сообщения в телефоне, электронную почту и бумажные уведомления, скопившиеся за последние пару месяцев. И если первых было не так много, то на последние он потратил куда больше времени, чем рассчитывал.
Покончив со всеми домашними делами ближе к полуночи, Майкл со спокойной душой лёг спать в предвкушении новой счастливой жизни.
С Килли он теперь стал пересекаться куда чаще, чем раньше, но не на много – всё-таки большую часть времени, что у него, что у неё, занимали спасение пациентов и бумажная волокита.
Поглядывая на неё издалека, он мечтал, что настанет тот момент, когда наконец-то их свободные минуты совпадут, и они снова смогут поговорить. Иногда это даже случалось: у стойки регистрации (тогда он узнал, что за музыку она любит слушать), у кровати одного из пациентов (тогда он чуть с ума не сошёл от пьянящего аромата её волос и кожи) и у входа в больницу, куда они оба вышли подышать свежим воздухом. В тот раз он даже чуть не проговорился о том, как сильно она ему нравится.
Но, к сожалению, с каждым днём свободного времени у Майкла почему-то становилось всё меньше. Всем пациентам в его отделении всё чаще резко и при этом кратковременно становилось хуже, и в какой-то момент он даже поймал себя на том, что ищет схожие черты с симптомами студентов, к которым ездил на вызовы.
И эти черты находились. Расширенные зрачки, помутнение сознания – всё те же знакомые спутники неопределяемого наркотика.
Кроме того, Майкл замечал ещё и странные гематомы на запястьях и шеях пациентов. Они были совсем небольшими – размером с горошину, и природу их появления он выяснить так и не смог. Никакие препараты не давали таких странных побочных эффектов, а медсестры не могли припомнить, чтобы проводили какие-то процедуры, способные оставить такие следы. На ум приходили только фильмы про вампиров, отчего Майкл сильно на себя злился: хороший врач должен искать причину болезни, а не придумывать фантастические версии.
Поэтому через пару недель усиленного изучения медицинских справочников и историй болезней пациентов его отделения он смог вывести определённую последовательность: гематомы и ухудшение состояния пациентов происходили два раза в неделю в ночное время суток.
Чуть позже ему удалось и выяснить, кто работал в эти смены: лишь одно имя повторялось из раза в раз.
Килли Джейкобс.
Сначала он хотел подойти к ней и узнать, замечала ли она что-нибудь странное во время своих смен, но интуиция или что-то типа того, что Майкл не мог охарактеризовать определённо, подсказала ему подождать и понаблюдать за тем, что вообще происходит в отделении. Может, он просто накручивал себя? С воображением-то у него всегда всё в порядке было, а тут и почва плодотворная. Но, как бы ему ни хотелось убедить себя в обратном, странного происходило в избытке.
Одним из того, чему найти объяснение не мог не только он, но и другие врачи, стал рекордный уровень выздоравливаемости в отделении. Даже те пациенты, которых, казалось бы, невозможно уже было спасти, каким-то чудом приходили в норму именно после резкого кратковременного ухудшения состояния.