Под конец второй недели наблюдений Майкл почувствовал, что начинает сходить с ума. Перед глазами стояли графики-схемы, которые он успел составить у себя в квартире, с зависимостью симптомов и сроками выписки, со сравнениями анамнеза и динамикой лечения. И всё это почему-то вело лишь к одному имени – Килли Джейкобс. Тянуть и дальше уже не было смысла. Он должен был поговорить с ней.
В день, когда их графики наконец-то совпали, Майкл собрал всю свою волю в кулак и подошёл к Килли, сидящей за стойкой регистрации. На секунду он даже потерял дар речи, разглядев, что она держала в руках.
– Кажется, это твоё, – сказала она, протянув ему шарф.
Он безмолвно принял его и прижал к груди. К своему стыду он даже не вспоминал про него, увлекшись расследованием. И как только она нашла его? Он ведь сам не помнил, где оставил его. Внезапная мысль пронзила его, будто удар молнии.
– Откуда ты узнала, что это мой шарф?
– Я много чего знаю.
Она смотрела на него исподлобья, будто гипнотизируя. И, кажется, у неё получалось. Он чувствовал, что тонет в черноте её глаз, проваливаясь куда-то так глубоко, что самостоятельно выбраться у него точно не получится. Тело будто онемело и потеряло вес, ему вдруг почудилось, что он летит, а не идёт. Но куда он идёт? Он ведь только что стоял у стойки регистрации и разговаривал с Килли, а теперь вокруг было так темно и холодно, что кончики пальцев начало покалывать.
Он покрутил головой и понял, что стоит посреди холодильной камеры в морге, и вокруг ни одной живой души.
– Ты прав, живой здесь только ты, – Раздался из-за спины голос, и Майкл обернулся.
В синеватом свете ламп Килли казалась ему самым настоящим мертвецом, который почему-то ожил и теперь разговаривал с ним. Майкл чуть не стукнул себя ладонью по лбу: и когда он перестанет уже давать столько воли своему воображению? Знает же, что пользы от этого обычно никакой, а вот проблем – полно.
– Почему ты отрицаешь очевидное? – неожиданно спросила Килли и сделал шаг к нему навстречу. – Почему не посмотришь правде в лицо?
Майкл не понимал её. Что она от него хотела? Что он отрицает? Как они вообще здесь оказались? Почему он не помнил путь в морг, хоть идти до него было минут пятнадцать, если не больше, через всю больницу, минуя несколько лестничных пролётов и лифт? Откуда в памяти белое пятно вместо этих воспоминаний?
Килли покачала головой и устало прикрыла глаза.
– Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня.
– За что? – Майкл окончательно запутался в этих шарадах. Казалось, из ушей вот-вот повалит пар.
– За это, – прошептала она, в мгновение ока оказавшись так близко, что своей грудью касалась его.
Майкл забыл, как дышать. Холодные пальцы Килли прошлись по его затылку и остановились на шее, сама она чуть поднялась на носочках и замерла напротив его лица. Посмотрев ему в глаза, она одними губами прошептала:
– Прости.
Её губы оказались мягче, чем он себе представлял. Они нежно сминали его губы, вызывая такое учащённое сердцебиение, что Майклу казалось, что он сейчас же от этого и умрёт. Но прерывать поцелуй всё равно не собирался – он таял в этих ощущениях, растворяясь в счастье, накрывшем его с головой.
Резкая боль пронзила нижнюю губу, и рот наполнился привкусом крови. Майкл отстранился и распахнул глаза – Килли смотрела на него в упор. Зрачки её закрыли весь белок и налились алым. В плечи впились сильные пальцы, которые за секунду до этого так нежно гладили его шею.
– Что происходит? – спросил он, чувствуя, как от животного ужаса сжимается горло и становится трудно дышать.
– Рядом с тобой вечность, отведённая мне, наполняется смыслом. Прости, что втягиваю тебя в это, но я больше не вынесу одиночества.
Не дав ему опомниться, она припала губами к его шее, после чего он почувствовал острую боль, будто в том месте его проткнули толстые иглы. Тело наполнилось лёгкостью, а в ушах раздался звон. Ни одной мысли больше не было в его голове – он чувствовал, как жизнь постепенно из него утекает.