«Религия» прозомбировала сознание многих людей на достижение во всех ситуациях компромиссов, жажду свободы, власть желаний. Короче говоря, с тех пор и развелась такая масса космических жителей, как отшельники, бродячие торговцы, корсары, и огромная армия космических преступников. С последними вообще опасно иметь какие−либо дела. О, сколько безжизненных планет и крупных астероидов является местами их заключения.
«Кот сдох. Сова рвёт когти, приём».
Пиратский сигнал вывел меня из состояния покоя. Я посмотрела на экран и затаила дыхание. Мимо проплывал звездолёт «Совы», оснащённый современным боевым вооружением. Дула ракетных установок едва не сняли маскировку с «Птички».
Корабль класса «Б» − боевой, прошёл рядом с нами, замер на несколько секунд, затем повернул влево, и резко увеличив скорость, улетел прочь. Я едва успела прочесть на его борту броскую надпись: «За свободу надо платить!». Что ж весьма впечатляюще.
− Это была «Сова»? – вопрос паренька вывел меня из оцепенения. Я вздрогнула и посмотрела на него. Будущий Король был едва различим в темноте. Он стоял, укутавшись в одеяло, и не спускал глаз с экрана.
− Да, − ответила я, − кот сдох, сова рвет когти.
− Значит можно не прятаться?
− Рановато ещё высовывать нос. Вдруг это блеф. Дождёмся, когда комета пролетит.
Гейза между тем была достаточно близко. Хоть мы и не могли её видеть, но заметили, что снаружи стало гораздо светлее. Астероиды, имеющие многочисленные раны от метеоритов и отшлифованные изменчивыми космическими вихрями, светились в лучах огненного хвостатого тела.
Чем ближе подходила комета, тем громче раздавалось в ушах шипение и треск электрических разрядов. Наш спасительный астероид покачнулся, отразив от себя волну высокотемпературного газа.
− Скоро будет жарко, − заметил паренёк.
− Ничего, переживем. Расскажи лучше что−нибудь о себе, − попросила я, снимая наушники, решив, что глохнуть мне пока рано.
− Рассказывать, в общем−то, нечего, − нехотя проговорил он, усаживаясь в кресло.
− К примеру, почему твоя планета называется Дарьяндес?
− На нашем языке это название означает – обитель Дарьяна, то есть его земля…
Мы долго разговаривали о своей жизни, делились мыслями, планами. Хорошо, когда в мире гордого одиночества возникает кто−то, способный уж если не понять, то выслушать. Будущий Король был способен сделать и то и другое.
− А как случилось, что ты стала воскрешать? – задал он вопрос, на который я долго не решалась ответить, что он вынужден был поинтересоваться: − Ты мне доверяешь?
− Мне не хочется пережить это заново. Может, позже я буду готова рассказать об этом.
Он не стал настаивать.
Грозное шипение Гейзы стало слышно даже внутри звездолёта. Становилось всё жарче. Я не сомневалась, что «перья» моей «Птички» выдержат много тысячеградусные перепады температуры. Нас беспрерывно трясло. Метеоры вокруг устроили массовый танец. Постепенно урывками они отходили в сторону от летящего объекта. Наш астероид не был исключением. По моим расчётам к хвосту кометы присоединится лишь некоторое количество близко к ней расположенных осколков. Да, и те по площади должны быть втрое меньше её ядра. До нас притягательная сила кометы даже не достанет.
Я представила, как Гейза врезается в астероиды, словно огненная стрела, и освобождает себе путь, уничтожая их, даже не почувствовав столкновения. Их расплавленные остатки застревают в огненном хвосте, делая ещё больше её неукротимую мощь. Потом надолго после неё останется чёрная дорога, разделяющая надвое Млечный Путь.
Неожиданно наш астероид совершил резкий скачек, и, ударившись о соседние, как юла завертелся на месте. Будущий Король едва усидел в кресле. Он решил не рисковать и пристегнулся. Как раз вовремя. Астероид опять подпрыгнул, но на этот раз уже оттого, что на него налетел другой. Обошлось – звездолёт не пострадал.
Вокруг становилось всё светлее. Во избежание ослепления я закрыла на смотровом окне жалюзи. Наш отсек погрузился в сумерки.
Снаружи был ад. Грохот сталкиваемых тел, которые разламывались от удара, взрывы, исходящие от каких−то ядерных процессов, происходящих внутри самой кометы, оглушительное шипение и свист.
Все эти звуки, разумеется, во много раз уменьшенные, врывались к нам, заставляя беспокойно оглядываться и замирать от страха. Если мы обращались друг к другу с вопросами, то слова наши нельзя было расслышать среди этого хаоса.