Вирай открыл было рот, но тут же заткнулся, потому что к нашему с ним изумлению люди, бросавшие в меня камни, люди, избившие меня до беспамятства, встали на сторону Иллада.
— Дай ему сказать!
— Пусть говорит!
— Слово Ролану!
— Слово! Слово!
Лицо Вирая приобрело землистый оттенок, но на нем не дрогнул ни один мускул. Он молчит, а когда крики стихают, выносит вердикт:
— Я слышу вас. Пусть будет так. Пусть узник говорит.
Меня поднимают на ноги, поддав по ребрам рукоятью кинжала. Впрочем, удар гораздо слабее предыдущих.
Ведут к Вираю и бросают на пол, на колени. Я не сопротивляюсь, потому что признаю свою вину и должен понести наказание.
— Говори, Ролан.
Ну что же. Во рту пересохло, но, думаю, я справлюсь.
***
Я — виновен. Все вы знаете, как я любил Иллу. Все знаете, что это было взаимно. Мне стоило огромных усилий завоевать уважение Иллада и Иллии. Все вы знаете, как счастливы мы были, назначая дату нашей совместной луны.
И всем известно, что наша первая луна стала последней.
Потому что Илла умерла. Ее убили. Коварно, вероломно. Об этом всем вам хорошо известно. Она умерла ночью, в ритуальном платье, перепутав убийцу со мной.
Вирай пытается обвинить в ее смерти меня, прекрасно зная, что я стоял на посту и должен был вернуться двумя часами позднее, это подтвердили караульные. Я и вернулся, найдя ее мертвой. Кто же убийца? Кто имел мотив? Кому так сильно не давало покоя чужое счастье? Возможно, ты ответишь, Вирай?
Вирай молчит. Его взгляд полон презрения.
Я продолжаю.
Я — виновен. Сломленный горем, я ушел из деревни. Меня не было несколько дней, и никто не имеет понятия где я был и что делал. Эта тайна тянется за мной давно — все вы знаете, что я не местный. Не взращен вашим селением, не чту ваших богов. Но я научился жить среди вас и даже обрел друзей…
Я виновен и перед ними. Перед людьми, которые открылись чужестранцу, доверились моим словам.
Вам невдомек, что мое детство прошло в учении. Я не помню родителей, не знаю их — и это правда, которая вам известна. Воспитанием моим занимался Шелль — слепой старец, коему отдали меня юнцом в услужение. Я слышал, что меня подарил старцу один влиятельный вельможа за решение его проблемы. За возможность иметь детей. Другой правды я не знаю, поэтому придерживаюсь этой.
Шелль учил меня не только быть хорошим слугой. Он увидел во мне нечто большее, хоть никогда этого не говорил. Порой слова излишни — я просто это чувствовал.
Мы жили далеко от остальных, в горах. В пещере, в которой всегда царил холод. Я не знал для чего нужны такие страдания, учитель же говорил, что я все пойму, когда придет время.
Обучение давалось легко. Шелль говорил, что полученные знания не раз спасут мою шкуру и помогут не одному человеку, но истинного значения этих слов я не понимал — он был очень загадочным старцем.
В один момент у меня получилось то, что много лет не удавалось Шеллу. Учитель с тех пор глядел на меня как-то по-особенному, наверное, потому что я превзошел его. С того времени меня больше не касалась плеть.
До смерти Иллы.
Иллад и Иллия, я ушел в горы. Беда надломила меня, а чувства, не находившие выхода, сводили с ума.
Через несколько дней после похорон я взял вина и отправился к склепу. Сидел там до поздней ночи, разговаривая с Иллой, словно с живой. Я рыдал и даже пустил себе кровь по пьяни — вот раны.
— Где тело, Ролан? Куда ты ее дел?
Я — виновен. До сих пор не понимаю, как все произошло. Иллад, Иллия, — ваша дочь вернулась к жизни.
***
Ропот. Нарастающий, словно гул приближающегося осиного роя. Агрессивный, злой.
Я слышу их голоса сначала по отдельности, затем они сливаются воедино, в гул, сквозь который доносится режущее уши скрипение вождя.
— Я говорил вам! Он — демон, истинно!
Но Вирая заглушили.
Когда это произошло, Иллад поднял руку, призывая к молчанию тех, кто все еще не прекратил возмущаться.
— Допустим, Ролан. В это тяжело поверить, но… допустим. Я принимаю это, потому что хочу услышать правду, какой бы тяжелой она ни была. Продолжай.
— Если вы готовы слушать. Но будет тяжело, предупреждаю. Последующие события не имеют объяснения, они просто есть, и они могут показаться вам отвратительными.
— Боги… но… я готов, Ролан. Поведай нам правду.
— Ну что ж, это ваше желание и, видимо, мое последнее слово. Я вижу реакцию людей, я чувствую ее на себе — мои раны все еще болят. Я продолжу, но смею просить о последнем желании. Обещайте мне быструю смерть, и что тело мое оставят на съедение воронам на второй трети горы. Это важно для меня, как важно вам узнать правду.
Иллад и вождь переглянулись.