– Конечно же, ты внук историка, – сказал дед и тоже улыбнулся. – Но ты не должен забывать и о том, что не преходит.
Как-то дед спросил про прогулы. Но, к некоторому удивлению деда, прогулов не было, ни одного. Митя пришел даже тогда, когда простудился и у него была официальная справка о том, что в школу можно не ходить; в школу он и не пошел. А в Русский музей пошел. Он явился красный как помидор, но, узнав, что у него температура за тридцать восемь, его выставили домой.
– Тебя проводить? – спросила Катя.
– Еще чего, – буркнул он довольно хмуро. Во-первых, уходить ему не хотелось; во-вторых, чувствовал он себя так себе.
Митя прошел мимо гардеробов, через небольшой холл с низким потолком, вышел из предназначенного для посетителей Русского музея правого бокового входа, пересек площадь, как обычно переглянувшись с молодым Пушкиным, и недовольно побрел в сторону метро «Гостиный двор»; до «Академической» надо было еще пересаживаться.
Катя позвонила поближе к вечеру.
– Ну как?
– Как что? – спросил Митя.
Катя замялась. Даже спросить, как он себя чувствует, она толком не умела. Митя почувствовал легкое злорадство. «Это тебе не про картины рассуждать», – подумал он. Хотя и благодарность, конечно; все равно было приятно.
– Надо срочно очухиваться, – объявил он.
– Хорошая идея.
– Мне тут сказали, – продолжил Митя, – что неформалы будут разбирать дом Пушкина на Мойке. Пойдешь?
– А что с ним? – спросила Катя.
– С Пушкиным? Умер. Точнее, застрелили.
– Прекрати. С домом.
– Гадючник. И свалка. Бардак в стране.
Катя задумалась.
– Ты знаешь, – сказала она, – я с неформалами не очень. Точнее, вообще никогда не общалась. Даже когда они сидят в переходах, они такие чужие. Наверное, я им не понравлюсь.
– Понравишься, – уверенно ответил Митя. – Я вас познакомлю. У меня приятель туда идет.
– Но если я буду там совсем чужой, ты не обидишься, если я уйду?
– Нет, что ты. – Ему даже стало неловко за нее. – Хотя на самом деле ты не можешь не понравиться.
Сказал и осекся; решил эту тему не развивать, а потом и вообще разговор свернул. Сам Митя неформалов знал плохо. Точнее, знал одного, который ему про планируемую расчистку дома на Мойке и рассказал. Это был его сосед по двору, из соседней парадной. У соседа было множество фенечек на обоих запястьях. Два-три раза в год Митя перекидывался с ним несколькими фразами. Так что все это получилось довольно случайно.
Но, повесив телефонную трубку, Митя понял, что впервые Катя согласилась с ним, именно с ним, куда бы то ни было пойти. Конечно, он пригласил ее не в театр, а на расчистку территории от строительного мусора, но он был уверен, что пойти с ним в театр она бы и не согласилась. Про ее жизнь Митя знал мало, говорить о себе Катя не любила, но по крайней мере по поводу приглашений в театр он был уверен, что такого рода приглашения она получает как минимум еженедельно, не говоря уж о разговорах значительно менее завуалированного толка. Так что больше всего Митя боялся, что при входе их встретит удивленный милиционер и скажет им: «Да что вы, ребята, охренели, это же музей Пушкина» – и будет прав.
Но, как ни странно, территорию дома на Мойке действительно расчищали и, как выяснилось, неформалы помогали в этом уже не в первый раз. Почему это не было сделано организованно или в рамках реставрации, так и осталось для Мити загадкой, но наступали времена, когда счастливого и необъяснимого становилось все больше. Всюду царил хаос, а здание было захламлено безобразно. Неформалы таскали битый цемент, доски, остатки лесов, прошлогодние листья, пачки газет, даже ломаную мебель, судя по всему оставшуюся от расселенных квартир. В толпу неформалов они встроились на удивление легко; было похоже, что на них просто не обратили внимания, тем более что даже Катя предусмотрительно пришла в потрепанных дачных шмотках, идеально подходивших для подобной работы.