– С них и начнем. Есть такое соображение: заказчик должен был неплохо знать распорядок дня и манеры Таганцева. Чтобы вывести на него убийц. Например, он должен был знать, что Таганцев может появиться вечером в ботсаду. Во вполне определенном месте. То есть за последнее время обязательно кто-то должен был старика отслеживать. Надо с соседями его поговорить. Не проявлял ли кто интереса к Таганцеву. Где он жил?
– Точно не скажу, дома я у него не был, – ответил Орлов. – Но где-то рядом с ботсадом. Кажется, на улице Вавилова.
– Станислав, уточни и отправляйся туда, – сказал Гуров. – Прямо сейчас, к чему время терять. Расспроси всех, кого сможешь, поинтересуйся, не происходило ли чего-нибудь странного, необычного вокруг Таганцева и его квартиры. Тоже ведь один из вариантов: за квартирами одиноких стариков сейчас вовсю охотятся. Если нароешь что-то интересное, сразу звони мне на мобильник. А я отправлюсь в райотдел. Заберу у них дело, вещдоки: картонку эту загадочную, нож, трость. Хорошо бы с кем-нибудь из тех парнишек поговорить… Но это чуть позже, пусть у них обида малость пройдет. А потом, Станислав, мы с тобой встретимся в ботсаду, там, около шахматного павильончика. Петр, в какое время твои знакомые обычно собираются?
– Да часов с трех человек пять-шесть уже там, если погода хорошая, – подумав, ответил Орлов. – Пенсионеры. А к вечеру и поболее набирается.
– Три часа… Отлично, раньше мы и не успеем. Поговорим с пенсионерами. Я так понял, что Таганцева там все неплохо знали, так?
– Еще бы! Я же говорил, Трофим Иванович считался, как минимум, чемпионом ботсада. Мысль хорошая… в этом кругу потолкаться. Одобряю. Может, разузнаете что важное. Вот что, я позвоню Гаранину, он вас там встретит. Представит нашим корифеям, да и сам соображениями поделится.
– Петр, я тебя еще кое о чем попрошу, – решительно сказал Гуров. – Раз уж мы принялись за это дело, так помогай. Похороны завтра? Где, на Митинском? Так вот, поприсутствуй на похоронах. Это никого не удивит, ты же знал покойного. И присмотрись… Вдруг заметишь что странное? Совсем неплохо было, если бы ты с внуком Таганцева поговорил. Вырази сочувствие, то да се… Не мне тебя учить. А попутно прозондируй, нет ли у внука каких соображений насчет того, кому его дед мог дорогу перейти.
– Хорошо, – кивнул Петр Николаевич. Лицо его сделалось совсем печальным. – Бог мой! Как два года назад, когда Сашу Ветлугина убили. Тогда ты тоже меня на похороны посылал…
– Ага, вспомнил, значит? Так вот, нам ты в деле Ветлугина очень помог.
– Такое разве забудешь…
– Это еще не все. Нагружать начальство работой, так нагружать, – слегка улыбнулся Лев. – Поручи кому-нибудь составить подробную биографическую справку на Таганцева. Меня интересует все. Кстати, насколько хорошо ты сам знаешь детали его биографии? Не только же о шахматах вы с ним говорили! Что это был за человек? Где воевал, чем занимался после Победы?
– Здесь, боюсь, серьезной помощи ты от меня не дождешься, – развел руками генерал Орлов. – Таганцев отличался довольно скрытным характером, в откровенности не пускался. Был, что называется, застегнут на все пуговицы.
Петр Николаевич некоторое время задумчиво молчал, вспоминая свои нечастые беседы с Трофимом Ивановичем Таганцевым.
– Знаете, сыщики, – сказал Орлов с некоторым удивлением в голосе, – я вот только сейчас, post factum, обратил внимание на то, что в разговорах со мной он никогда не касался темы войны. Словно ему было неприятно говорить о ней. А ведь Таганцеву наверняка было что вспомнить. Я знаю, что войну он закончил подполковником. Неплохо для двадцати пяти лет. Знаю, что неоднократно его награждали. А вот за что… И еще: как-то в разговоре мелькнуло краешком, что после Победы он угодил в лагерь. На Колыму. А когда вышел после смерти Сталина и устранения Лаврентия с компанией, на военную службу уже не вернулся. Опять же, понятия не имею, за какие грехи его упекли в сорок пятом. Хотя… В те времена можно было и безо всякого греха загреметь. Чем занимался на гражданке, когда вышел из лагеря? Надо же, опять не знаю! Как-то не заходил разговор на эту тему. Хоть о том, где, скажем, я работаю, Трофим Иванович был прекрасно осведомлен. Гм-м… Знаешь, Лев, ты прав: в биографии Таганцева стоит покопаться. Хорошо, этим я сам займусь.
– Вот и договорились, – довольно сказал Лев. Он знал: если Петр Николаевич берется за какое-то дело, то выполняет он это дело отлично. – Что ж, по коням. Трепотня закончилась, каждый знает свое место и маневр. Итак, я в райотдел. Станислав, как уточнишь адрес Таганцева и опросишь его соседей, двигай в ботсад. Если я еще не подтянусь, начинай разнюхивать все самостоятельно, не дожидаясь Гаранина. Я не ошибся, Петр, так фамилия твоего знакомца и претендента на шахматную корону Ботанического сада? А имя – Сергей? Ты, господин генерал, позвони ему обязательно. Но время не ждет, пока цемент не схватился, нужно торопиться. Потом отбойным молотком не взломаешь… Познакомься с шахматистами, Стас, попробуй разговорить… Проиграй пару партий в конце концов.
– Проиграть – это сколько угодно. Шахматист из меня не лучше Остапа Бендера. Из интеллектуальных игр я признаю только доминошного «козла». И перетягивание каната. Так что проиграть – это без проблем. А пообедать? – меланхолично поинтересовался он. – Я, когда голодный, соображаю плохо. Забуду, как фигурки ходят. Совсем осрамлюсь. Гуров, небось, тоже проголодаться успеет. А он в таком состоянии злой становится, подчиненных, в смысле меня, запросто обижает.
Крячко по своей привычке хохмил. Чтобы сбросить психологическое напряжение и отвлечься ненадолго от того тяжелого впечатления, которое произвела на него смерть восьмидесятишестилетнего ветерана. Станислав Васильевич славился в Управлении своим неунывающим характером. Ценное, кстати, качество для сыщика.
– Там поблизости, как из аллейки с павильоном на Большую Садовую выходить, есть неплохой и очень недорогой ресторанчик. Японская кухня. Суши подают и все такое прочее, – поделился генерал Орлов оперативной информацией. – Вот и пообедаете. Разрешаю сделать это за казенный счет.
– Су-у-уши, – презрительно протянул Крячко. – Селедкины уши. Что я вам, кошка, чтобы сырую рыбу трескать?! Или «новый русский»? Это у них сейчас в моде всякую азиатскую пакость лопать вроде компота из щупалец осьминога…
Крячко все-таки добился своего: Лев Гуров и Петр Николаевич рассмеялись.
Четырьмя часами позже высокий стройный мужчина открыл дверь одного из подъездов стандартной панельной девятиэтажки на углу 1-й Останкинской и Ботанической улиц.
Выглядел мужчина лет на сорок пять – пятьдесят. Густые светлые волосы, довольно длинные, до плеч. Челка падает на лоб, спускаясь почти до бровей. Усы такого же пшеничного цвета, аккуратно постриженная бородка. Глаза защищены большими очками с дымчатыми стеклами.
На мужчине были надеты темные брюки классического покроя и куртка-ветровка в крупную красно-желтую клетку, такое сочетание выглядело немного странным и придавало ему несколько богемный вид. Двигался мужчина в клетчатой ветровке легко, изящно, с грацией крупного хищника, наподобие ягуара.
Что-то в его внешнем облике напоминало немного постаревшего, но не утратившего формы рок-музыканта «первого призыва», легендарных времен молодости БГ, Саши Кутикова, Гарика Сукачева…
Такое впечатление могло быть вызвано и тем, что кисть его правой руки сжимала ручку черного футляра, в котором переносят смычковые музыкальные инструменты. Судя по величине футляра, внутри находилось что-то крупнее скрипки, но меньше виолончели. Наверное, альт.
Что интересно: для того, чтобы войти в подъезд, мужчина в дымчатых очках не стал тыкать в кнопки домофона. Видимо, жилец этого дома. Только вот вместо обычного магнитного ключа «музыкант» извлек из накладного кармана своей пестрой куртки тоненькую пластинку, чуть большую по размерам, чем обычная кредитная карточка VISA. И прижал этот кусок пластика к сенсору замка. Замок пискнул, дверь покорно открылась.