Шагала пехота, катили пушки, скакала конная гвардия. Воинство тучей надвигалось на Ораниенбаум, где корчился в страхе вдруг ставший одиноким император Петр Федорович.
Новиков шел в колонне, напряженно смотрел вперед, пытаясь увидеть Екатерину, но мешали однообразно маячившие затылки солдат. От мерного шага одолевала дремота. Мечталось: подходит к нему на привале царица, тихо кладет руку на плечо и говорит: «Я знаю, ты прям и смел. Помоги мне. Найди и приведи ко мне тирана. Но не убивай его. Пусть он покается. Жизнь злодея, как и жизнь героя, поучительна».
— Эй! — грубо закричали сзади. — Никак голову потерял! Иди не спи!
Николаша вздрагивает, поправляет ружье на плече и старается попасть в шаг. Размаривает, вторую ночь без сна.
Легкий сумрак накрыл дорогу, примолкли птицы, пехота пошла тяжелее. В Красном кабачке сделали привал.
Императрица заняла большую комнату в трактире и легла почивать.
Поляна перед домом разукрасилась кострами. Легкий сумрак густел от языков пламени, но и от этого ночь не становилась ночью. Николаша бродил в полусне по краю поляны. Неясная солдатская масса сливалась в одно грозно колеблющееся большое тело.
И эта масса, как песчинку, кинет его завтра в битву. Сомнет и поглотит. И никто не узнает, зачем жил недоучка из подмосковного сельца Авдотьина.
Николаша бредет, спотыкается на кочках. В окне императрицы светится огонек. Не спит, знать, тревожится…
На скамеечке неподалеку от трактира дремлет капитан Муравьев. Заслышав шаги, он вскакивает.
— Почто слоняешься? Почему не при деле? — Он грозно выкатывает осоловевшие от бессонницы глаза.
— Хочу в разведку идти, — с жаром говорит Николаша.
— Ишь, Аника-воин. В канцелярии будешь воевать. Там дел полно.
— В канцелярию не хочу. Сказывают, голштинцы подступают.
— А, голштинцы, — зевает капитан. — Ништо… всыпем им.
— Престол в опасности, — дрожащим голосом говорит Николаша. — Всякая леность, всякая беспечность осудительна.
Капитан застывает от удивления. Что это? Мальчишка… указывает.
Государыня ждет, что мы не пощадим сил, — продолжает Николаша.
Капитан с яростью смотрит на Новикова, потом! оглядывается на дом, где светится окошко, и сникает. Он достает платок и медленно вытирает вспотевший лоб.
— Хорошо… пойдешь в дозор. Капрал! — кричит он. Явился капрал и с унылым лицом выслушал приказ.
— Подрасти бы тебе надо, — почесался капитан. Он презрительно посмотрел на Новикова. — Коль стычка случится, кто будет драться?
Николаша покраснел.
— Разрешите предложить. В гренадерской есть силач — Ляхницкий.
— Ляхницкий? Знаю. Зови.
Гренадера позвали, и через пять минут все трое выступили в лес.
Николаша идет впереди, напряженно всматриваясь. За каждым кустом ему чудится враг. За спиной переваливается, как медведь, Ляхницкий, словно нарочно, наступает на каждый сучок и бубнит, бубнит. Николаша умоляюще оглядывается, Ляхницкий благодушно кивает: «молчу, молчу», но через минуту опять заводит свое.
— Вот поймаем твоего недоумка, капрал, пострижем и в монастырь.
— Полно, граф, — тоскливо отвечает капрал.
— Будет пасти монастырских коз…
Из дозора они вернулись героями: на дороге остановили гонцов от царя Петра и привели их как пленных. Впереди Ляхницкий, победно выставив ружье. За ним Николаша, увешанный оружием. Сзади капрал вел захваченных лошадей.
Государыня вышла к ним в окружении свиты. Посланцы упали на колени.
— Матушка! — завопил один из пленных. — Привезли мы к тебе царское повеление…
— Повеление? — недобро переспросили в свите.
— Не слушай его, неразумного, — вмешался другой солдат. — Привезли царское послание…
— Царское?..
Свита захохотала. Екатерина чуть улыбалась уголками губ. Гонцы смотрели умоляюще.
— Не погубите, ваше величество…
Екатерина, глядя куда-то в сторону поверх голов, небрежным движением вскрыла конверт. Она вынула письмо, пробежала глазами и со спокойной улыбкой разорвала. Повернулась и пошла в комнаты.
— Матушка! Хотим с тобой! На смерть пойдем! — застонали все трое.
Екатерина остановилась, слегка повернула голову:
— Зачислить солдат на довольствие…
Николаша ел кашу у костра, и сон морил его. Слипающимися глазами он видел, с какой жадностью уписывают кашу петровские гонцы.
Шагали, бежали, крались, воевали. И что же? Вот он, результат; три жадно жующих перепуганных солдата.
Николаша устраивается на соломе, разостланной неподалеку, потягивается. Ничего, завтра день будет веселей: сломим войско Петра третьего и восторжествует Екатерина вторая. Вторая после первого Петра. Он засыпает с улыбкой.
Наутро армия снова движется к Петергофу и Ораниенбауму. Снова во главе скачет на белом коне государыня, и треуголка, притянутая к крепкому самодержавному подбородку, плотно держится на ее голове.
Беспечно устремляется за царицей молодая самоуверенная свита. И войско, грозно пылящее по дороге, охраняет эту беспечность и самоуверенность.
В колоннах шагает юный солдат Николай Новиков, и будущее ему представляется ровным и солнечным, как эта песчаная дорога в жаркий июньский день.
ГОРОД БЕЗДЕЛЬЯ
Екатерина праздновала победу! Фейерверки огненным разноцветным дождем падали на примолкшую в ожидании землю. Потом посыпались награды на тех, кто штыками расчистил путь жене Петра III к трону. Особенно отмечен Алексей Орлов, убийца царя. Впрочем, о событиях на мызе Ропша не было и речи — манифест с печалью извещал о смерти царя от «геморроидальных колик».
Россия ждала многого от переворота, и она, полновластная царица, была и впрямь готова облагодетельствовать страну — издать новые законы, содействовать развитию ремесел, торговли, просвещения. Из депутатов различных сословий она собирает комиссию по подготовке свода основных законов Российской империи.
«Будучи унтер-офицером, взят был в Комиссию о сочинении проекта Нового Уложения и во время диспутов прикомандирован был к держанию дневной записки», — читаем мы в протоколах допроса Новикова.
Ожидание было невыносимым. Депутаты покидали нал не спеша, говорили и говорили меж собой, словно речами не насытились. Но вот наконец уходит последний, и Николай Новиков, держатель дневных записей в Комиссии по составлению проекта Нового Уложения, остается один. Он продолжает разбирать бумаги, поправляет тексты речей, но делает это уже нехотя, все время прислушиваясь. С бьющимся сердцем он осторожно идет к огромному шкафу, где хранятся важные книги и документы, и достает ключ. Шаги за дверьми заставляют его вздрогнуть и отказаться от своего намерения.
Но он терпелив. Исподтишка он следит за сторожем, который, кряхтя и ворча, подметает проходы. Когда тот пытается заговорить, Новиков делает вид очень занятого человека я отвечает односложно, чтобы не продлить и так уже затянувшееся ожидание.
Сторож удалялся. Звуки замирали. С тишиной приходило счастье.
Он снова крался к шкафу. Ключ щелкал в замке, словно пистолетный выстрел, дверца предательски визжала. Он оглядывался, но скамьи депутатов доброжелательно молчали, а государыня ласково глядела с портрета.
И вот заветная книга в руках. На титульном листе значится: «Наказ Императрицы Екатерины, данный Комиссии о сочинении проекта Нового Уложения». Отмечено число и место печатания: «июль, 30 дня 1767 года, при Сенате».