– В такие моменты кажешься себе богом, – сказал Рахметов. – Когда я работал на лунных трассах, я этого не чувствовал.
– Почему же? – возразил Левин. – Когда я был там на практике…
Облака взвизгнули по обшивке. Пейзаж провалился. Набирая скорость, катер уходил в небо. Планета запрокидывалась, становясь вертикальной стеной.
Катер уже вынырнул из атмосферы и двигался почти без ускорения, по широкой дуге выходя в точку встречи. Сверкая в лучах местного солнца, приближался «Петр I», похожий на памятник старины – Останкинскую телебашню. Катер поравнялся с отражателем звездолета. В громадном вогнутом зеркале сияли опрокинутые созвездия, потом там возник катер Рахметова.
Пятикилометровая металлическая поверхность кончилась. Десантный катер развернулся, полыхнув напоследок фотонным лучом. Скорости выравнивались. Впереди, в стене грузопассажирского отсека, открывалось бездонное отверстие причального туннеля.
Магниты тащили катер внутрь. Его корма вошла в темное жерло, и вскоре он опустился на пол ангара. Вверху гремели створки люков, закрывая выход во Вселенную. Прозрачный колпак через секунду раскрылся, выпуская людей наружу. Воздух на «Петре I», как на всех звездолетах, гоняли по замкнутому циклу, он был почти нормальным, к нему быстро привыкали. Но после Ри он казался чуть-чуть заплесневелым.
Отстегнув привязную систему, Рахметов шагнул за борт. Гравитацию на звездолете заменяли уложенные повсюду магнитные ковры, и падение с двадцатиметровой высоты было вполне безобидным.
Рахметов стоял рядом с перевернутой чашей отражателя. Катер тоже напоминал Останкинскую телебашню – ее сплюснутую, сильно уменьшенную копию. Пассажиры спускались по трапу из «Седьмого Неба» кабины.
Потом они шли к выходу из ангара – Левин чуть впереди, Рахметов и Бузенко сзади. Биолог уже не улыбался. Он морщил нос, принюхиваясь к забытым запахам.
– И как мы могли два года…
– Привыкнешь, – сказал Левин. – Распустился на свежем воздухе.
Они шли по кольцевому коридору, приближаясь к кают-компании. Смотровые палубы пустовали: звездолет готовился к старту. Штурманы рассчитывали различные варианты обратного маршрута, программисты программировали, командир и его помощники проверяли расчеты и подписывали документы.
Левин ждал у дверей кают-компании, чтобы войти всем вместе. Здесь тоже было пусто, если не считать двух мальчиков из штурманской, гонявших шары на зеленом столе.
– У себя? – спросил Рахметов, кивнув в сторону двери с табличкой «Командир звездолета».
Игроки повернули головы.
– Вы разве уже вернулись? – спросил один из них. – Встречу готовили через виток.
– Там Ланский, подождите, – сказал второй. – Проверяют стартовую программу.
Игроки отвернулись к бильярду. Бильярд для игры в невесомости – невероятно сложный агрегат, напичканный электроникой, лазерами, голографией и бог знает чем. Но выглядит он как обычный.
В кают-компанию вошел радист, щуплый человечек с большим лицом, заросшим вчерашней щетиной. Не поздоровавшись, он направился к закрытой двери командирской каюты.
– Куда? – остановил его Рахметов. – Он занят, потом идем мы.
– У меня срочное сообщение.
– А у нас что, по-вашему? – сказал Бузенко.
– Ишь, какой быстрый! – сказал Левин. – В очередь, и никаких разговоров.
– Ну и порядки, – обиделся радист. – Бюрократы несчастные.
Он подошел к бильярдному столу.
– Контртуш в середину? – спросил Рахметов, взглянув на шары.
– Вы считаете, пойдет?
– Смотря как ударить, – сказал Рахметов.
Бьющий игрок прицелился и толкнул биток. Полосатый шар мягко покатился параллельно длинному борту и застыл у средней лузы, передав импульс другому шару. Тот направился дальше, к углу стола. Он ударился о короткий борт, вернулся и, вновь коснувшись битка, упал в среднюю лузу. Второй игрок молча начал выкладывать шары на стол.
– Четко исполнено, – сказал Рахметов. Автор решающего контртуша насвистывал что-то громко и фальшиво. Настроение компенсировало ему недостаток слуха.
– Играть будете? – спросил Рахметова второй игрок. Шары были уже выложены в пирамиду, подготовлены к новой игре.
– Нет уж, голубчик, – послышался внезапно голос Левина. – Сказано тебе – становись в очередь!..
Рахметов обернулся. Физик держал радиста у самой командирской двери.
– Но у меня срочное сообщение! – возмущенно закричал тот.
– Послушай, друг, – сказал Рахметов. – Мы ведь договорились. Какие могут быть сообщения?..
Обиженный радист пошел в дальний конец кают-компании листать журналы двухлетней давности. Или столетней, в зависимости от системы отсчета. Командирская дверь отворилась, оттуда вышел штурман Ланский со свирепым лицом, расстегнутым воротничком, съехавшим набок галстуком и тяжелым бумажным рулоном под мышкой. Бильярдисты вновь превратились в мальчиков из штурманской.
– Свободен? – кивнул Рахметов в сторону закрывшейся двери.
– Не в духе, – сказал Ланский. – По вине этих лодырей. Ты почему, Слава, подсовываешь мне халтуру и я всегда должен за тебя краснеть?..
– Где халтура? – побелел автор решающего контртуша.
Ланский развернул рулон на бильярдном столе.
– Здесь. – Он ткнул пальцем в бумагу. – Несоответствие символов. А здесь ошибка в записи оператора. А здесь вообще не хватает рабочего поля.
Лодырь Слава склонился над программой.
– Как это, как это? – бормотал он, водя пальцем по напечатанным строчкам. – Как я мог наделать столько ошибок?..
– Пошли, ребята, – сказал Рахметов.